– Выручай!

– Христом Богом всем миром просим!

– Выслушай нас и буди, Поэт, с нами на исповеди и на Литургии святой.

– Поехали завтра в храм наш, вместе покаемся, и ты помолишься с нами! Не сегодня, а завтра поехали.

– Выручай! Фрески сыплются с купола храма, и роспись никак не идёт!

А Молодой Художник вдруг упал на колени:

– Христом Богом просим тебя! Помолимся вместе на молебне? Батюшка ждёт!

И все загалдели: «Просим!» Поэт выслушал их, обернулся, посмотрел на Юродивого, тот кивнул. Поэт взглянул на Мэри:

– А ты что думаешь? Мэри?

– Странно всё это: и фрески сыплются с купола храма, и роспись, молитвы.

И добавила шёпотом:

– Чудно и загадочно, как в средневековье. Очень интересно.

– Поедешь?

– С тобою? Всегда!

Художники уехали. А Поэт ночью долго молился.

Утром на ранней литургии все причащались и получили благословение. А затем долго ехали по областной дороге на микроавтобусе. Юродивый весело пел красивые песни Кавказа. По пути сделали большой крюк через монастырь – заехали за другом Постником. Постник, притихший и скромный, держал икону и кадило в руках, а в ногах – вёдра с краской для храма. Юродивый сказал:

– Вот вижу – теперь ты настоящий Постник, монах и послушник с кадилом, с иконой в руках!

– Попом ему быть. А зачем тебе икона и кадило? Слышишь, Постник?

– Икона эта, Поэт, должна сильно помочь, а кадило это очень счастливое, чудодейственное, настоящая «бесопрогоняйка» целительная, это я у Настоятеля выпросил.

И тихо добавил:

– Поэт, я с этим храмом весь год в послушании, и там всё не так. От Москвы далеко, 300 километров; я штукатурю и крашу, замучался, но штукатурка долго сохнет и опять местами осыпалась. Отчаялись мы.

Юродивый ответил за Поэта:

– Это всё беси были в тебе.

– Может быть. Отопление там плохое, роспись не идёт. Художники фрески смывали аж со всего купола! Спонсоры недовольны, и деньги кончаются. А спонсоры требуют на Пасху первую службу! Вот так! Помоги, брат, помолись с художниками на литургии – ты можешь, я знаю тебя, Поэт. Очень надо.

И Поэт спросил:

– Постник, епитимию на тебя наложили?

– Да, Настоятель по великой милости приказал мне выучить весь Псалтырь, и петь псалмы каждый день от корки до корки, и каяться.

– За деньги и колбасу?

Постник кивнул:

– Теперь учу и пою.

– Весь псалтырь каждый день?

– Да-да, во славу Богу.

– Значит, ругал тебя Настоятель?

– Очень ругал.

– А ты?

– Что я? Оправдывался, лепетал, что чуть не помер без колбасы, от поста и тяжкой работы в храме; а Настоятель сказал мне, что лучше бы я помер – был бы мучеником. Но по великой милости всё же простил меня, и я очень рад, добрый у нас Настоятель. И сказал ещё, что не выйдет из меня монаха, выгнать хочет, не верит в меня… А вам, братья Поэт и Юродивый, огромное спасибо! Помогли вы, братья, и от бесов спасли! Стоял на краю.

– И до каких пор тебе псалмы петь?

– Пока Благодать ко мне не придёт, вот так. А как придёт Благодать – значит, Господь простил меня, грешного, и зачёл мои покаяния, так сказал Настоятель. Я-то боялся – отлучит от Евхаристии, но нет, принял отец Настоятель мои покаяния и не стал строго судить перед братьями меня, послушника Постника. А я-то уж долго на коленях стоял, со слезами каялся… Я теперь решительно настроен на Благодать.

– Вот теперь узнаю брата Постника, истинного кандидата в монахи.

– Да уж, вырвали вы из бесов меня!

– А может, тебе в семинарию на священника пойти учиться? Ну какой монах из тебя?

– Жениться тебе надо на доброй девушке!

– Да я бы…

Но тут на дороге вдруг как бабахнет! Колесо лопнуло у микроавтобуса, и долго не могли его снять, запаску поставить. Поэт с Юродивым, засучив рукава, яростно откручивали болты, но болты прикипели. И ругался матом Поэт, и психовал он, в грязном снегу меняя колесо на обочине. В итоге все перепачкались и устали. Настроение у Поэта было отвратительное, он злился на себя, что поехал, снова не выспался, да ещё и Мэри с собою позвал. Юродивый успокаивал друга, говорил: «Всё будет хорошо. И ты должен, Поэт, храм помочь возродить! Кто, если не ты? Поможем художникам…»