– Самое главное – на оборону не надо тратиться. Никого в армию не забирают. – Умиротворенно вздохнул Толик.

– Ага. – Согласился, с ним, лысый Слава. – Казаки, вон, прискакали! Дескать, отстоим нефтепровод – кровеносную артерию, Матушки России! И, где – то казачество? Кто выжил, все – в дурдоме.

– Грибов обожрались. – Сказал Морозов.

– Боровик с подосиновиком, и жрать не надо. – Со знанием дела, сказал Валерьяныч. – Когда, к ним, подходишь, они споры выбрасывают, и все, готово, пошли глюки.

– Те, кто побогаче, говорят, едят грибы. – Сказал Алеша Попович.

– Шампиньоны они едят, а не грибы. – Сказал Коля-Колхозник.

– Шампиньон, тоже гриб, ты, что не знал? – Подал голос, крайний от двери, Сергей Очкарик.

– Шампиньон – гриб? Ну, ты, тоже скажешь. – Возмутился Коля. – Что я грибов не видел? Гриб, он – во! Растет по пояс. А, эти лежат в магазине – фитюльки, какие-то!

Как его не убеждали, как не уговаривали, что шампиньон, тоже гриб, он, только, крутил головой и пожимал плечами.

– Мухоморы есть можно. – Убежденно, сказал Слава.

– За мухоморы, можно, капитальный срок, огрести. – Отозвался Очкарик.

– Это, если, в город, проносишь! А где – за Полосой, никто, тебя, хватать не станет. А, за Второй Кольцевой и подавно.

– Мы, на лесоповале, употребляли! – Сказал Валерьяныч. – Мухомор, он, чем хорош? Похмелья, от него нет, и если его принимать в меру, то глюков – никаких, а тонус поднимает. И, вообще, за городом, где, на заготовках, там, на сельхозработах, конвою наплевать на мухоморы. Главное – не нажираться, до видений.

– А, мясо, наше, никто, брать, не хочет. – Сказал Очкарик, который, видимо, по жизни, был пессимистом.

– Кто не хочет, кто не хочет? – Возмутился Слава. – Евросоюз не хочет, да Онищенко-Второй, а Африка, да Китай берут – только пыль столбом!

Поговорили, про мясо, и пришли, к выводу, что мясо сейчас все-таки не то, что было, раньше.

Выпили, по маленькой. Закусили.

– Мужики, – сказал Рахметов. – Что-то я не пойму, сколько вы, здесь, сидите? Чача, ведь, тридцать дней стоять должна. Не меньше. А, эта вообще, выдержанная! С ног сшибает. Толик вон, уже, вырубился!

– Положите ему, что нибудь под голову! Надо положить ему, что нибудь под голову! – Засуетился, окосевший, до сердобольства, Сергей Очкарик

Обустроили Толика и продолжили разговор.

– Как пошли первые арбузы, – сказал Румын, – тут, как раз, сидел Богомол. Ты Богомола знаешь?

– Слышал, про такого. – Сказал Рахметов.

– А почему – Богомол? Он, что – верующий? – Встрял Алеша Попович, которого порядком, развезло.

– Может и верующий, не знаю. – Сказал Румын. – Только, Богомол он потому, что когда напьется, бубнит, себе под нос, не поймешь, то ли говорит чего-то, то ли молится.

Румын подсел, ближе, к Рахметову.

– Так, вот он сразу откатил пяток арбузов. Припрятал. Заквасил, и пошла работа. Он только с виду дурак, а так мужик не промах. И самое главное, не жадина. Конечно, для себя запас делал, он же почти все лето тут, на Прилуцкой. Ну, мужики его поддержали. Давай они каждый день пару – тройку арбузов откатывать к отстойнику.

– Вольные работяги, туда не суются, там, только мы – суточники. Сам знаешь, какая там вонища!

Рахметов кивнул, знаю мол. Бывали!

– Ну, и пошла эстафета! Передали, схроны, следующей смене. Те уже причастились, к выдержанному, а не к браге. А, уж потом – пошел конвейер. Теперь, каждый день, имеем два, а то и три арбуза. – Перешел Румын, на шепот.

– Это же, столько, не выпьешь! – Изумился Рахметов. – Там в каждом литров шесть!

– Конечно, не выпьешь. – Согласился Румын. – А, пайка, как ты думаешь откуда? Водка, сейчас почем, десять рублей? А, керосин – три. Мы чачу гоним, по пять, за ноль-семь.