Из флигеля высыпали стражи, с радостными возгласами кинулись к приятелям. Стоя в стороне, ракшады только переглядывались. А чего они ждали? Что шабиру встретят с почестями и окажут ей пышный приём? В Ракшаде она была важной особой — в Грасс-Дэморе она никто.

Войдя в замок, воинская братия разделилась. Одни стражи повели ракшадов в гостевые комнаты, другие вместе с приятелями-путешественниками поспешили к командиру, третьи подхватили багаж и последовали за Маликой и Кенеш в хозяйственную пристройку.

Из жилых комнат и служебных помещений высыпала прислуга. Придерживая Кенеш под руку и слыша надрывные удары своего сердца, Малика шла по живому коридору, выискивая глазами Муна. Неужели он отлучился из замка по делам?

Мун ждал Малику в её комнате. Сидя на краешке кровати, потёр бёдра ладонями и проговорил, чуть не плача:

— Ноги не слушаются. Хотел встать, а они не встают.

Старик сдал. Волосы белые как тополиный пух. Глаза тусклые, как выгоревшее на солнце море. Морщины глубокие, хоть спички вставляй.

Малика упала перед ним на колени, обняла его за плечи:

— Прости меня, Мун. Пожалуйста, прости.

— За что, доченька? — просипел он, перемежая слова короткими всхлипами, похожими на жиденький смех.

— За то, что не приехала раньше.

Стражи внесли сумки в комнату и закрыли за собой дверь, наконец-то оградив Малику и близкого ей человека от любопытных служанок.

Мун взял лицо Малики в ладони:

— Дай на тебя посмотреть… Ты изменилась.

— Ты забыл, какой я была.

— Ничего я не забыл. — Мун шмыгнул носом и кивком указал на ракшадку. — Кто это?

— Это Кенеш. Она будет жить со мной, — сказала Малика, удовлетворённо отметив, что старуха стоит, а не лежит на полу. — Кенеш, это Мун. Он заменил мне родителей.

Старуха низко поклонилась и произнесла, коверкая слова:

— Сто лет тебе жить, очень прекрасный человек.

— Я не король, чтобы мне кланяться, — пробурчал Мун.

— Я плохо знаю ваши хорошие порядки, — смутилась Кенеш. — Я лучше их запомню.

— Говорит как Йола, когда тот хочет выглядеть дураком, — прошептал Мун.

Стараясь не думать о предстоящей встрече с Адэром, Малика окинула взглядом комнату, прикидывая, как им с Кенеш разместиться в этой конуре; даже в Приюте Теней комнаты были просторнее. Вторую кровать сюда не втиснуть, придётся принести раскладушку. Стол отправится на чердак. Вместо стола сгодится сундук. Неужели за полтора года так сильно выгорел рисунок на обоях? И плафон на лампе стал бледнее, и домотканый коврик.

— Где мой цветок? Засох?

— Стоит у меня на окошке, — ответил Мун. — Заберёшь?

— Кенеш, мы уйдём на минутку, а ты располагайся, — сказала Малика. Вместе с Муном проследовала в его комнату и бросилась ему на шею. — Прости меня. Я была сама не своя и не хотела возвращаться.

— Тебя вернул изумрудный ключ и заговор морского народа.

— Заговор не подействовал.

— Не говори так! Ты не хотела, но вернулась. Значит, подействовал. — Мун надсадно вздохнул. — Неужели там лучше, чем здесь?

— Не лучше, Мун. Я просто потерялась. — Малика поцеловала его в щёку. — Помоги Кенеш освоиться.

— Зачем ты её привезла? — В старческом голосе слышалась ревность.

— В Ракшаде ей одиноко.

Мун погладил Малику по спине:

— Сходи к Адэру, поздоровайся, а то придворные начнут шептаться, что ты прячешься. Они глазастые, всё подмечают.

— Приведу себя в порядок и схожу. А потом сразу к тебе. Будем болтать целый день.

— И ночь.

— И ночь, и день, пока ты не скажешь: «Уймись, балаболка».

— А с ключика-то наговор сними.

— Сниму. — Выпустив старика из объятий, Малика подошла к окну. Потрогала сухую землю в вазоне, погладила увядшие листья герани.