Командиру ветонских защитников незачем знать, что Крикс занимается поиском сына беглого преступника.

Покинув библиотеку, Адэр проследовал в комнату, отведённую для собраний. Под потолком ярко горела люстра. Окна зашторены тяжёлыми портьерами — излишняя мера предосторожности. Чтобы увидеть сидящих за столом людей, надо залезть на дерево. Вскарабкаться на дерево не дадут стражи. Проникнуть на территорию особняка не позволят ветонские защитники.

Адэр подошёл к креслу, стоящему во главе стола, и прежде чем сесть, окинул взглядом заседателей. Членами тайной комиссии по установлению истины они стали не случайно. Перед тем как Порубежье превратилось в колонию Тезара и официальным языком был признан слот — единый язык Краеугольных Земель, — государственная документация велась на языке правящей династии, в национальных общинах люди разговаривали на родном языке, а между собой все жители страны общались на идиоме. Его понимали практически все, поскольку идиом, он же суржик, включал в себя элементы разных языков. Это, по сути, тот же самый слот, только используемый в границах одного многонационального государства и созданный не высокопоставленными чиновниками, а самим народом. В течение двадцати с лишним лет колонизаторы упорно и жёстко выдавливали идиом из обихода. Народ стал забывать свой универсальный язык для общения, на котором и была написана исповедь слепого летописца, назвавшего себя первым святым свидетелем. Чтобы избежать ошибок и неточностей в расшифровке записей, чтобы перевести каждую фразу правильно и не исказить смысл, Адэр привлёк к работе в тайной комиссии представителей всех национальностей, проживающих в Грасс-Дэморе. Кроме морун, разумеется. Благо слова на их языке не употреблялись в идиоме.

Заседатели пользовались авторитетом в своих кругах: среди них были старосты городов, старейшины общин, владельцы предприятий, был даже преподаватель государственного университета. Лишь летописец Кебади не вписывался в эту компанию.

Адэр расположился в кресле и разрешил присутствующим сесть. Пока они скрипели сиденьями стульев, поправляли полы пиджаков и раскрывали блокноты, Адэр рассматривал потолок, украшенный старинной лепниной, и пытался избавиться от чувства, что он попал в шкатулку с плотно подогнанной крышкой. Ему катастрофически не хватало воздуха.

Появилось желание раздвинуть шторы и открыть окна. Адэр повернулся к Кангушару, намереваясь отдать приказ, однако остановила мысль: в «шкатулке» заседатели осознают в полной мере, что они заняты важным и крайне секретным делом.

— Разрешите начать, ваше величество? — спросил Кангушар и кивнул преподавателю государственного университета.

Тот вытащил из внутреннего кармана пиджака пухлый почтовый конверт:

— Расследование комиссии опирается на тетрадь слепого летописца. Бесспорно, это важный документ. Летописец являлся персоной, приближённой к Зервану.

Адэр поискал глазами настенные часы:

— Без предисловий.

— Предлагаю присовокупить к нашему делу ещё один документ, — произнёс преподаватель и передал конверт соседу.

Проделав путь от одного заседателя к другому, конверт лёг перед Адэром. Он взглянул на имя отправителя. Им оказался профессор тезарского университета, где учился Адэр. Можно ли верить человеку, который скрывал от студентов, что Моган Великий рассорил народы Порубежья, создал резервации и принял бесчеловечные законы? Да что там студенты? Профессор скрыл это от престолонаследника Тезара!

— Меня мучил вопрос, куда делась корона Зервана, — вновь заговорил преподаватель. — В подземелье спрятали фамильные драгоценности династии Грассов, туда же перенесли картины, столовое серебро и мраморных зверей, хотя в первую очередь должны были спрятать корону.