— Что она сказала? — спросила Галисия, разглядывая чаек. — Я слышала: Ракшада. Мы уже приехали?

— Почти, — ответила Малика.

Кенеш вытащила из сундука несколько пар мягких туфель без задника и без каблука:

— Примеряй, шабира.

Малика бросила на старуху косой взгляд. Где она была со своими тапками, когда надо было бегать к Альхаре босиком и танцевать на ледяном полу? Но больше злилась на себя: почему не порылась во всех сундуках?

— Малика! Корабли! Посмотри, сколько их! — воскликнула Галисия, прижимая растопыренные пальцы к окну. — И яхты! Как красиво!

Кенеш развязала мешочек из расшитой серебром ткани, вытащила из него перламутровые покрывала и два ошейника: один серебряный, второй золотой.

— Их обязательно надевать сейчас? — спросила Малика срывающимся от волнения голосом.

Кенеш пальцем поманила Галисию, накинула покрывало ей на голову; ткань окутала дворянку до талии. Надела ей на шею серебряный ошейник и защёлкнула замок:

— Женщины снимают чаруш на ночь, когда остаются одни в личных покоях.

— Мне тяжело дышать! — вскрикнула Галисия и попыталась расстегнуть зажим.

Малика погладила её по спине:

— Успокойтесь, маркиза. Так надо. — И повернулась к Кенеш.

Старуха набросила на неё чаруш, заправила края под цепь с кулоном, застегнула на шее золотой зажим.

Галисию трясло.

— Ты говорила: «Встретить тяжёлые дни с достоинством». Мы в ошейниках. Какое же это достоинство? А если они посадят нас на цепь, как собак?

— Пусть только попробуют, — прошептала Малика, хватая ртом воздух. На рисунках зажим выглядел оригинальным украшением, пока не очутился на собственной шее.

В ожидании разрешения покинуть каюту они смотрели в окно и ничего не видели. Обеих терзали сомнения. Правильно ли поступила Малика, согласившись на это путешествие? Не обманулась ли в очередной раз Галисия, доверившись своему сердцу?

Вскоре они прошли за Альхарой по коридору, поднялись по трапу и ступили на безлюдную палубу. Горячий ветер поднял края чаруш, всколыхнул подолы платьев.

Солнце палило нещадно. На небе ни облачка. На волнах покачивались яхты. Между стоящими на рейде кораблями сновали буксиры, проплывали неповоротливые баржи. На берегу раскинулся огромный порт — множество утопающих в знойной дымке строений и причалов.

Во время захода корабля в гавань женщинам не полагалось находиться на палубе, и они вернулись в каюту. Галисия привалилась к стене. Дрожь сцепленных на животе пальцев выдавала её непомерное волнение.

У Малики тряслись колени. Она знала о традициях этой страны, но не догадывалась, что какая-то тряпка на лице и зажим на шее лишат её самообладания. Ведь могла же достать чаруш из сундука и носить её час или два каждый день, чтобы хоть немного свыкнуться с мыслью, что теперь это обязательная часть наряда.

— Представьте, что мы приехали на бал-маскарад, — произнесла Малика, стараясь убедить скорее себя, чем Галисию. — Скоро наступит день, когда мы снова взойдём на корабль и вернёмся домой.

— Ракшада поглотит меня и не отпустит.

Малика взяла Галисию за руки:

— Я обещаю вам, что верну вас в родительский дом, если вы пожелаете. Если я не смогу этого сделать, я останусь с вами.

— Ты меня не бросишь?

— Не брошу, — заверила Малика и, испугавшись, что ей на самом деле придётся сдержать обещание, выпустила руки Галисии.

— Шабира! — прозвучал голос Альхары. — Ракшада ждёт тебя.

4. ~ 4 ~

На палубе возвышались два паланкина. Один драпирован красным атласом, стенки окаймлены бахромой, полог утяжелён золотыми кольцами, окнами служили куски мелкой сетки. Второй — из зелёного атласа без каких-либо украшений. Возле них стояли обнажённые до пояса носильщики. О низком положении мужчин свидетельствовали короткие стрижки и татуировки на запястьях.