Альхара указал Галисии и Кенеш на более скромные носилки. Поднял полог красного паланкина и — пока Малика усаживалась в креслице — шепнул: «Твоих людей поселят в доме охраны». Она хотела спросить, где этот дом находится, но носилки резко взмыли, вынудив её схватиться за подлокотники.

Желая увидеть хоть что-то, Малика прижалась к окошку лбом. Сетка блестела, чаруш мешала, перед глазами клубился красный туман, и ужасно хотелось пить.

Малика откинулась на спинку кресла. Чтобы выжить в этом мире, надо соблюдать унизительные законы. Но как их соблюдать, если сердце противится? Можно встать в позу и в результате умереть — без слёз и стенаний, с гордо поднятой головой. Но разве о такой смерти она мечтала? Бессмысленный итог неудавшейся жизни.

Мун, несчастный старик… Сколько пройдёт безрадостных дней, пока он поймёт, что его девочка не вернётся? И что случится с наивной и доверчивой дворянкой? От внезапной мысли сердце превратилось в льдинку. Так вот зачем Иштар заманил Галисию в Ракшаду: с её помощью он собирается манипулировать шабирой. И стражи… Альхара не возразил против их поездки, хотя не раз говорил, что шабире охрана не нужна, поскольку бóльшую часть времени она проведёт на женской половине дворца, куда мужчинам заходить возбраняется.

Пока носильщики спускались по трапу, паланкин то наклонялся вперёд, то кренился. Малика боялась пошевелиться. Казалось, одно неосторожное движение — и шаткая конструкция из ткани и яшмовых столбиков сложится как карточный домик. При вдохе чаруш прилипала к лицу, при выдохе пузырилась. От жары и нехватки воздуха кружилась голова и гудело в ушах.

Наконец мягкое покачивание и неторопливый темп немного успокоили Малику. Она вновь придвинулась к окну. Носильщики покинули пристань и теперь шли через рынок, расположенный на припортовой площади. Тут и там возвышались горы рулонов, мешков и ящиков. Продавцы в разноцветных штанах и рубахах без рукавов пронзительно кричали: «Ткани!.. Посуда!.. Чай!.. Мука!..» Люди несли на головах корзины, катили тележки, погоняли гружённых тюками ишаков.

Носилки поплыли по извилистым улицам, и опять вокруг одни мужчины — ни женщин, ни детей. Стены домов украшены орнаментами. В окнах витражи. Между домами глухие каменные заборы: ракшады тщательно прятали личную жизнь. На перекрёстках стояли керамические кадки, над ними курился дымок, и в сетчатые окна паланкина просачивались запахи благовоний.

Вид за окном изменился: улицы стали шире, архитектура домов причудливей. На смену орнаментам пришли рельефные скульптурные изображения рептилий, рыб и животных. Мимо носилок проезжали автомобили — на больших колёсах, с опущенным верхом, в салоне диваны, обитые парчой или бархатом. Иногда встречались всадники. Что за кони были у них! Изящные головы, широкие лбы, красиво изогнутые шеи. Верховые отличались от остальных ракшадов количеством татуировок. Коня мог себе позволить поистине богатый и влиятельный человек.

Вдруг шум города стих и стал похож на шорох ветра. За окнами паланкина потянулись витражи в металлических рамах. Складывалось впечатление, что носильщики вошли в коридор. Свет лился сквозь разноцветные стёкла, окрашивая воздух в мягкие полутона.

Внутренний голос подсказал: дорога приближается к концу. Платье прилипло к спине, ошейник врезался в горло. Пальцы словно прикипели к подлокотникам кресла. Если сейчас скажут выйти — без посторонней помощи Малика не поднимется.

Движение прекратилось. Ножки носилок со стуком коснулись пола. Альхара откинул полог паланкина. Малика собрала всю силу воли, ступила на гранитные плиты, и страх улетучился, как затхлый воздух из раскупоренной бутылки.