– Ну, если так хочется, иди на наш огород, траву полоть, – громко сказала баба Зоя, разгибаясь из-за забора.

– Не-а. Сказано ботву, буду ботву! – протараторила она.

– А потом все вместе и пообедаем, – баба Света выглянула из окна кухни.

– Ба, мы погулять хотели, – начал плакаться Володька. – Мы потом.

– Если мама не приехала, это еще не значит, что вы, как вахлаки, будете бегать не обедамши. И хватит тебе сюсюкать, постеснялся бы, уже большой! – отрезала бабушка.

Если бы Володька полол грядки, то, конечно, и ботвы бы было немного, но работала бабушка, а бабушки, как уже известно, спуску не дают никому, даже грядкам. Поэтому и морковка, и горох, и редиска, и все и перечислять неохота, было прополото. Ну не все-все-все, что-то Володьке было оставлено, и немало. Но вот ботвы лежало, в одну охапку не влезло. И тогда они решили побыстрее с этим разобраться, и со словами: «Кто больше?», отнесли все к заднему забору, где яблони, в компостный ящик. А там мух, еле от туда убежали.

На обед собрались вместе с соседями, это было неожиданно. Варю посадили рядом с ним. Обед был неинтересный, пришлось, есть щи с вареным луком. Зато чай пили с ватрушками. Потом бабушки все-таки отпустили ребят. Перед уходом Володька заскочил к себе и, убрав в карман сверток, побежал за Варей на улицу. Пробегая мимо окна, они услышали, как бабушки зазвенели чем-то стеклянным, и побежали дальше к церкви.

В тот день, когда они испытывали телегу, можно сказать, что именно из-за нее, он и нашел свою «счастливую», как сказала потом бабушка, подкову, ту, что он из ила достал. Изогнутая железяка оказалась медной подковой, он за нее случайно схватился, когда приземлился в воду. Поначалу он кинул ее у кустов с кучей песка, когда весь мокрый, в ряске, стал бегать от деда с веником вдоль берега, но после всех полученных заслуг, вернулся и нашел. Таких подков дедушка, а тем более Володька, не видел, ну в смысле, чтоб из куска толстой меди. Они потом с дедом ее помыли и даже почистили наждачкой. Размером она была небольшая, с Володькину ладонь, с бугорками и кучей отверстий. «Может дореволюционная какая, барская, для пони!» – сказал дед. Он долго думал и прикидывал, как же ему ее носить, но для кармана она, все-таки, была большой, и на шею не повесишь, и тогда он ее спрятал у себя в углу под подушку, бабушка ему тряпочку дала, чтоб постель не пачкать. Утром или вечером, он доставал и гладил ее, как бы в надежде, что какие-то мечты его сбудутся, да и просто было приятно на нее смотреть. Изогнутая и уже блестящая, она посверкивала красноватым блеском в электрическом свете или на солнце. И если происходило что-то хорошее в жизни Володьки или мамы с бабушкой и дедушкой, то сначала бабушка, а потом уже и сам Володька приписывал это действию подковы. В общем, замечательная находка!