«Слава тебе, безысходная боль!

Умер вчера сероглазый король»

Безысходность. Какое страшное слово. Вот что чувствовала мама тогда, у гроба. А в животе, ничего не подозревая, бултыхалась Назик.

– Я жила, как за каменной стеной, – рассказывала мама. – Не знала даже, где платить за квартиру. Навести уют, приготовить вкусный ужин, ждать мужа с работы – так безоблачно протекала семейная жизнь. Когда он погиб, я решила, что мои девочки ни в чем не будут нуждаться.

В самом дальнем уголке сердца Айша хранила малюсенькую тайну. О ней не знал никто. Как и почему возникла теория, что папа жив, она не помнила. Книги ли были тому виной, бурная ли фантазия – не имело значения. Главное, что жизнь подсвечивалась теплым секретным огоньком, поэтому она не собиралась с этой мыслью расставаться. Папа не умер, просто уехал. Пусть даже бросил, значит, имелись на то причины. Зато он где-то жив и здоров, наверняка имеет семью. Ходит по земле, улыбается и вспоминает свой цветник. Могила на кладбище с безучастным мраморным памятником? Да мало ли, взрослые на многое способны, в детективах и не такое творят, чтобы замести следы. С этими размышлениями становилось легко. Он есть, не здесь, но где-то абсолютно точно. И может когда-нибудь они встретятся, наступит такой момент. Айша ни словечка не скажет ему в упрек, только обнимет или возьмет за руку, и будет держать долго-долго. Ей никогда не приходило в голову ластиться к дяде Рашиду. Зачем, если есть свой папа?

«Татарская же у нее фамилия, и у меня от мамы татарская кровь. Вот почему стихи так ложатся на сердце». Айша разглядывала профиль Ахматовой на черно-белом рисунке потертого томика и непременно перед сном загадывала: «У меня тоже будет муж каменной стеной, как папа. И никогда-никогда никакой безысходности!»

– Слышали, Коробко родила? – вездесущая Олька выдала новость.

Неразлучная троица ранним утром брела в школу. Завуч решила напоследок привлечь выпускников к субботнику, о чем оповестила накануне по телефону.

Андрюха отчаянно зевал и сокрушался, что черт его дернул ответить на звонок. Оле выбора не оставила мама, прочитав нудную лекцию о необходимости отдать школе эту дань. Айша и сама не захотела отлынивать, ведь это последний, а значит, особенный субботник для выпускников.

Город просыпался. Еще нежное с утра солнце окрашивало дома розовым светом, заглядывало в спящие окна. Ночь отступала, становилась как будто жиже, словно незримый художник разбавлял ее акварельную темноту водой. А затем, набирая кистью синеву, стремительно раскрашивал бездонный небесный свод.

– Что ее теперь ждет, непонятно, – пожала плечами Айша.

Она плохо знала Свету Коробко, видела только пару раз уже беременной. Та проскальзывала мимо, не поднимая глаз.

Для Жана-Парижа – событие из ряда вон. Уму непостижимо, чтобы кто-то родил, не окончив школу.

– Какой дурак на эту мышь позарился? – сокрушалась Оля. – Зачуханная такая.

Андрей усмехнулся.

– Одна ты у нас звезда, да?

– А разве нет?

И Ольга продефилировала вокруг них, чуть сильнее, чем нужно, двигая бедрами.

Прошли мимо Дома культуры и кинотеатра «Искра».

– Помните, когда «Танцора диско» привезли? – Айша махнула рукой в сторону афиш. – Мы с двоюродной сестрой пришли, такая давка была за билетами. Она нырнула в толпу – вернулась без пуговиц на пальто.

– Да ну! Обалдеть! – округлила глаза Оля.

– Представь, что там творилось, если ей с мясом вырвали все пуговицы.

Андрей посмотрел на часы.

– Надо ускоряться. Генриетта грозилась встречать со списками.

Никто и не подумал прибавить шаг. Хотелось оттянуть момент уборки, да еще и в такое прекрасное утро. Гораздо приятнее идти и болтать, чем натирать знакомые до каждой щербинки стены.