В общем, меня и в школе травили всеми возможными способами, и в секции продолжились гонения. Быть жирной девочкой — полный отстой. Это сейчас я себе цену знаю и, в случае чего, палец по шею отгрызу, а тогда одна Маринка за меня и вступалась.

А когда ей было пятнадцать, с ней несчастье случилось — упала с пятого этажа. Говорит, не помнит, что в тот вечер произошло. Может, и правда не помнит. Пришлось долго и тяжело восстанавливаться, а о спорте забыть навсегда. Весь тот год, что её выхаживали, я постоянно к ней ходила, так мы стали лучшими подругами. Если не бывает на свете женской дружбы, значит, мы с Маринкой по-мужицки дружим — подкалываем друг друга, но при этом заботимся, стараемся всегда на выручку приходить. Мы и поцапаться можем иногда, и всё равно миримся.

Нам чего только не приходилось вместе делить, даже один раз эксперимент провели на троих с Тёмой, но это ерунда. Хотя я знаю, что Маринке Тёма нравился. Она мне сама призналась, и сама же сказала, что у неё к нему просто симпатия, а я его сильнее люблю. Я с этим не спорила, потому что так оно и было. Проще говоря, Маринка обо всех моих душевных злоключениях в курсе.

— Спасибо, — я взяла протянутую мне чашку чая, сделала глоток.

— Ты всё равно как-то побито выглядишь, — с сожалением заключила Маринка, осмотрев меня.

Я вынуждена была согласиться, что она права. Хотя, в сравнении с ней, я себя всегда немного серой мышью ощущала. У неё черты яркие, выразительные: глаза большие, тёмные и блестящие, как обсидианы, волосы — чёрные и густые. Мои три пера в четыре ряда только мечтают о Маринкином пышном объёме. Это у нас вечный спор: я свои былинки безуспешно пытаюсь завить, а она свои безудержные волны тщетно выпрямляет.

Вот и сейчас Маринка тряхнула своей экстра-сексуальной шевелюрой, как из рекламы шампуня, и вздохнула. Я тоже вздохнула, потому что даже голову не соизволила помыть, не говоря уже об укладке.

— Марин, а как я должна выглядеть, если осталась и без работы, и без личной жизни, и без понятия, что мне делать?

— Ты так говоришь, как будто жизнь кончилась.

— Ну, не кончилась, допустим. Но вошла в фатальный штопор.

Маринка засмеялась:

— Не городи ерунду! Работу найдёшь — стоит только закинуть парочку резюме. У тебя же безупречная репутация.

— Уже не очень…

— Через пару месяцев об этой видюхе все забудут.

— А мне что эти пару месяцев делать? Чай пить?

— Отдохни. Развейся.

— Угу. На какой шиш? Деньги сами себя не заработают. Не станешь же ты меня содержать. Да и маме мне как-то помогать надо…

— Да… — с грустью согласилась Маринка и поджала губы.

Она-то знала, что я свои основные заработки маме посылаю. Она не ходит последние пять лет. О ней заботится моя тётя, её родная сестра, и обе они не работают. А отца я вообще никогда не знала. Смылся ещё до моего рождения — ещё один «рыцарь» в моей жизни.

— Но тебе в первую очередь самой оживиться нужно. Забыть этих козлов, которые тебе сердце разбили, — продолжала рассуждать Маринка. — А то ты в последнее время ни жива ни мертва ходишь. Мы ведь в отпуск с тобой собирались. Так поедем!

— Нет, Марин. С отпуском придётся повременить. У меня есть кое-какие денежные запасы. Но под ноль я всё тратить не хочу.

— Это нечестно. Мы давно планировали…

— Поезжай одна, — предложила я. — Чего тебе со мной киснуть? Вот это как раз нечестно, что у меня жизнь рушится, а ещё тебя за собой тяну.

— Нет уж, — отрезала Маринка решительно. — Если едем — то вместе. Если остаёмся — то тоже вместе.

Я улыбнулась и обняла её. Ну, где ещё такого золотого человека найдёшь? Ни один ведь мужик так сопереживать не станет.