– Но это же просто бред, – возразил кто-то из зала. – Неужели не очевидно, что не нужно иметь степень по философии, чтобы в подобной ситуации понять, что дать погибнуть пятерым хуже, чем дать погибнуть одному? Люди ведь погибнут в любом случае. Либо один, либо пятеро. Неужели не ясно, что здесь правильно, а что нет?

Лассманн тут же умолк – и стал с интересом наблюдать за продолжением спора.

– В тот момент, когда мы выбираем, вступать в игру или нет, – снова заговорил молодой человек с последнего ряда, – под угрозой находятся только те, что лежат на основном пути. Человек, который привязан к запасному, в безопасности; переводя стрелку, мы приговариваем его к смерти, которой он не заслужил. Неужели не ясно, что это преступление?

– А те пятеро – они что, заслужили смерть?

– Нет, но их гибель – это преступление того сумасшедшего, который их связал.

– Так может быть, этичнее будет совершить меньшее преступление, чтобы предотвратить большее?!

– Коллеги, – сейчас же снова вмешался Лассманн, мгновенно среагировав на повышение градуса дискуссии и останавливая спорщиков, – мы опять вернулись к тому же. Поверьте мне, этому спору не один десяток лет, и мы с вами едва ли сможем разрешить его сегодня даже общими силами; тем более, что до конца лекции осталось меньше пяти минут. Зато, благодаря вашему живому участию, мы сегодня смогли наглядно увидеть его суть… да? – последний вопрос был обращен все к тому же хмурому молодому человеку, который снова поднял руку, прося возможности высказаться.

– Я бы добавил еще пару мыслей, чтобы все стало совсем понятно, – сказал юноша, отвечая одновременно и Лассманну, и остальным. – Я хочу обратить ваше внимание на тот факт, что, наверное, все диктаторы и тираны в истории были именно консеквенциалистами; задумайтесь об этом всего на секунду – и вы поймете, о чем я. Они ведь руководствовались теми же самыми принципами: «лес рубят – щепки летят»; «цель оправдывает средства». А результат этого подхода всегда один – и он известен: миллионы загубленных жизней и никаких признаков всеобщего счастья, ради которого их губили.

– Ты говоришь, скорее, о злоупотреблениях этим подходом, – возразил ему кто-то с того же ряда.

– Да, так и есть, – охотно согласился молодой человек. – Но я также говорю и о том, что и при отсутствии любых злоупотреблений этот подход недопустим, поскольку он позволяет совершать преступления против людей ради некой благой цели – что я нахожу неэтичным и рассматриваю как пример ублюдочной этики, уж извините за грубость. И, к слову говоря, если уж вы хотите быть консеквенциалистами, так будьте уже ими до конца: к примеру, если рядом не нашлось подходящего толстяка, то соберите на улице четырех случайных людей, которые первыми попадутся вам под руку, да и сбросьте их всех под этот чертов поезд – вы же пятерых спасете, а значит, цель оправдывает средства? Или найдите даже пятерых, но чтобы один из них был убийцей и заслуживал смерти – и тоже сбросьте его на рельсы, а остальных – за компанию; и это также будет поступок этичный и корректный, следуя вашей логике, не так ли?

– А что, если тебе нужно украсть у кого-то инструмент для того, чтобы перевести стрелку? И, допустим, по каким-то причинам ты никогда не сможешь вернуть его владельцу? Ты и тогда предпочтешь не совершать преступления против свободы этого человека, и лучше позволишь пятерым погибнуть? – это был тот же самый голос, и на этот раз в нем прозвучала откровенно издевательская интонация.

– Разумеется, нет, – сухо ответил юноша. – То преступление, о котором ты говоришь – это преступление против собственности, и оно абсолютно несоразмерно тому преступлению, которое мы хотим предотвратить. И, конечно же, это не математика, и здесь нет и не может быть никакой формулы, которая позволила бы точно определить эту несоразмерность – и потому человек, принимающий решение, должен руководствоваться здравым смыслом.