– Ничего, скоро ты поймешь чего хочешь.

С Дикаркой было так тепло и просто, Бор наслаждался каждой секундой, проведенной в беседе с ней.

– Что ж, тогда меня не удержишь, – он хохотнул, но Лена отчего-то помрачнела.

Разговор мало что изменил – разве что, Бор стал смелее в присутствии Лены, а она ловила его взгляд в толпе и салютовала ладошкой. Но та маленькая беседа зародила в душе Бора настойчивую, не дающую покоя надежду. Тем более, Дикарка явно не отдавала никому предпочтения.

Определенность ударила под дых неожиданно и жестоко.

Однажды Бор увидел, как она скрылась в комнате Максима, и этот гаденыш повесил на дверь красный галстук. Тот самый галстук, служивший предметом домыслов и пересудов: Макс надевал его, когда хотел произвести впечатление на девчонок, с которыми наверняка что-то будет, но Бор знал, что эта тряпка скрывает – насквозь фальшивую натуру Максима. Бор долго не мог сдвинуться с места, всё глядел на проклятый кусок ткани и сжимал кулаки.

Поначалу он решил не думать о девушке, но в тесном студенческом мирке это было непросто. Толкотня возле аудиторий, узкие коридоры общаги – и вот взгляд снова упирается во влюбленную парочку. Они уже не скрывали чувств: держались за руки, ускользали вдвоем в темные закоулки, чтобы до беспамятства целоваться, а Бор прижимался лбом к ледяному стеклу, оставляя сальный отпечаток в форме булыжника с альмандинами.

Дикарка приветливо здоровалась, даже не подозревая, насколько сильно сдвинула пласты его души. Внутри Бора бушевал древний тоскливый докембрий: сталкивались литосферные глыбы, извергались потоки магмы, взмывали ввысь облака серного газа – и ничего живого.

Однажды вечером в дверь комнаты постучали.

Красные глаза, влажные щеки. От Дикарки не осталось и следа – девочку Лену хотелось затащить внутрь и укрыть от невзгод под своим одеялом.

– Что случилось?

У нее отобрали сумку с деньгами и зачеткой отличницы. Могло быть и хуже. Чудом вырвавшись из крепкой мужской хватки, она стремглав бросилась в людное место. Макса с ней не было, не было его и в общежитии. Вечер пятницы, Максим с остальными зависли на чьей-то квартире, а ей к зачету готовиться.

В чашку плеснул кипяток, и Дикарка одернула пальцы. Бор принялся дуть – от усердия чайная лава потекла по рукам, но кожа не ощущала ни боли, ни жара.

Дикарка не знала, к кому пойти, одной было страшно. Тогда подумала о Боре. Да уж, он всегда в зоне доступа: с головой погрузился в учебу и покидает комнату только ради лекций и походов в гастроном за углом.

Всхлипывая, девушка говорила, а Бор заворожено смотрел на свою мечту. Совсем рядом, протяни руку и дотронься. Но он не смел, будто Максим огородил подругу колючей проволокой и пустил ток.

– Спасибо, что не оставил меня одну. – Лена подняла заплаканные глаза с черными лунами зрачков.

– Как же иначе? – ответил Бор. – Я для тебя все сделаю. Убью, если хочешь того урода, что напал на тебя. И неважно, что вы с Максимом… – чертов язык выдал его с головой. – Прости, зря я это сказал. Будьте счастливы вместе.

Дикарка слушала не дыша.

И тут в общежитии вырубило пробки. Февральский вечер ворвался в комнату. Свет фонарей отражался от снега – желтый, больной. Стены и потолок цвета сепии, словно на старом снимке.

Она сама обняла его, прижалась к груди, ладони скользнули под майку. Прикосновение окатило упругими волнами. Что вдруг на них нашло, – быть может, прорвалась наружу долго сдерживаемая потаенная тяга либо от пережитого страха девушке захотелось тепла – так и осталось загадкой. Бор притянул Лену к себе и осыпал жадными поцелуями соленые щеки и губы с ускользающим вкусом дешевого вина. Она не противилась и прикрыла глаза. Вулканы взрывались жаром, под кожей текла раскаленная магма. В прорези блузки мелькнул сосок – выстрелил, убил наповал, тогда Бор совсем поплыл и потерял равновесие…