Особо в сфере гносеологии тринитарное сознание уделяет внимание внутреннему состоянию познающей духовности.

Непостижимая красота, первообразная красота [Григорий Нисский; красота образа Божия [6, с. 96] не может открыться духовности, погрязшей в отвратном и в результате этого разделившейся внутри себя самой. Истина – первообразная красота – внятна чистой и внутренне воссоединенной духовности. Это положение (есть) срединное для мышления Григория Нисского. Богословом последовательно формулируется мысль о необходимости для познающего встать вровень с постигаемым – Христовой истиною. «Душа, – подчеркивает святитель, – не иначе может соединиться с нетленным Богом, как соделавшись и сама, насколько возможно, чистой через целомудрие, чтобы подобным восприять подобное…» [8, с. 101].

Душе нужно «очиститься» [8, с. 102] – избавиться от страстей, суетных желаний и пр., снять свои нестроения, воссоединить в себе все свои силы – достичь «согласия» отдельных сторон своей духовности [8, с. 120] и во всем этом обрести способность «познать свойственную и естественную ей деятельность» [8, с. 120]. «При таком устроении души, – пишет богослов – тринитарий, – не будет нужды в каком – либо особом труде или прилежании для достижения высочайших и небесных благ; при нем душа с совершенной легкостью достигнет того, что без него кажется неудободостижимым» [8, с. 120].

Гносеология тринитариев включает в себя и вопрос о границах человеческого познания. Человеческий разум несовершенен. В этом тринитарии свято следуют Евангелию и апостольскому мнению (апостола Павла). Приведем характерное для тринитарной мысли рассуждение. Григорий Богослов, отвечая на возражения относительно божественности второй ипостаси Святой Троицы, пишет: «Такой даем ответ говорящим загадочно… чтоб узнали они, что не во всем они мудры и не неодолимы в своих излишних и упраздняющих Евангелие мудрованиях. Ибо когда, оставив веру, предпочитаем ей силу слова, и несомненность Духа уничтожим своими вопросами, а потом слово наше препобеждено будет величием предметов (это же необходимо последует, когда словом движет немощное орудие – наша мысль); тогда что бывает?» [1, с. 520].

Слово как выражение мысли вместе с последней несовершенны. Предмет мысли и слова куда как более велик, чем его запечатление. В этом гносеология тринитарного мышления. Есть более глубокое, чем слово и мысль, что человека вводит в его подлинное бытие. Об этом пишет Григорий Богослов. Приведенный фрагмент он завершает словами: «Ибо восполнение нашего учения есть вера» [1, с. 520]. Вера как объемлющее всего человека есть основание возможного постижения Бога и всего и вся в мироздании.

Говоря о гносеологии тринитарного мышления, в особенности важно обратиться к мыслям тринитариев о Святой Троице как реалии, открывающейся сознанию человека. Именно открывающейся, а не раз и навсегда данной в своих основаниях человеку. Приведем высказывания богословов по этой чрезвычайно важной для философа и теолога проблеме.

Василий Великий пишет: «Богодухновенное же Писание с помощью многих речений, обращающихся в нашем употреблении, едва приблизило их к понятию чистых сердцем, и то представив как в зеркале. Ибо зрение «лицом к лицу» и совершенное познание, по обетованию (1 Кор. 13: 12), дано будет достойным в будущем веке. А ныне будь то Павел или Петр, хотя истинно видит то, что видит, и не обманывается и не мечтает, однако же видит «зерцалом и в гадании», и «от части» приемля ныне с благодарением, совершенного познания с радостью ожидает в будущем веке. В этом удостоверяет апостол Павел… <…> то, что ныне в ведении кажется совершенным, столь коротко и темно, что перед ясностию ведения будущего века имеет более недостатков, нежели видение «зерцалом и в гадании» недостаточно перед видением «лицом к лицу». Кроме блаженного Петра и Иоанна подтверждают это и другие ученики Господни, которые, при непрестанно большем и большем возрастании и преуспевании в настоящей жизни, тем не менее были уверены в превосходстве ведения, предоставленного будущему веку. И после того, как оказались достойными избрания Господня, сопребывания с Господом, Его апостольства, раздачи духовных дарований, после того как слышали: «Вам дано знать тайны Царствия Небесного» (Мф. 13: 11), после такового ведения по откровении им тайн, неизреченных для прочих, все еще, перед самым уже страданием Господним, слышат они наконец: «Еще многое имею сказать вам, но вы теперь не можете вместить» (Ин. 16.:12). Из сего и подобного сему познаем, богодухновенному Писанию известны как беспредельность познания, так и непостижимость Божественных тайн для природы человеческой в настоящей жизни, потому что, хотя каждому по мере его успеха прибавляется непрестанно большее и большее ведение, однако же во всех познание никогда не достигнет до совершенства, пока не «придет совершенное», когда «то, что отчасти прекратится» (1 Кор. 13: 10) [10, с. 387–388].