В прошлом году я познакомилась со старой знахаркой, которая жила в чаще Гравьенского леса. Про нее говорили, что она творит чудеса и может вылечить любую болезнь – от сильной простуды до бесплодия. Она исцеляла не только тела, но и души: усмиряла старинную вражду и лечила разбитые сердца.

Папа считал ее ведьмой и запрещал нам ходить на другой берег ручья, разделявшего наши участки леса. Но в конце прошлого лета я встретила старую знахарку, когда собирала позднюю ежевику. Она переходила через ручей, поскользнулась на замшелом камне и так сильно подвернула лодыжку, что не смогла бы добраться до дома сама. Я помогла ей подняться и почти дотащила до избушки. Ее длинная седая коса била мне по лицу все дорогу, пока я вела ее в глубину лесной чащи.

Она говорила без умолку, указывала на разные растения, объясняла, какими тайными целебными свойствами они обладают и как их лучше собирать. Ее звали Селеста Алари. Она всю жизнь прожила в Гравьенском лесу. Ее бабушка родилась в этой избушке, и ее мать, и она сама, и она уверяла, что намерена здесь же и умереть.

Когда Селеста уселась в кресло-качалку, сетуя на боль в лодыжке, она призналась, что собирала травы для любовного приворотного зелья, заказанного женой мэра для их старшей дочери. Когда она стала сокрушаться, что теперь ей не успеть нарвать необходимых цветов, я предложила помочь, и она просияла и пообещала заплатить мне три медные монетки, если я справлюсь с заданием.

С тех пор я навещала ее как минимум раз в две недели и выполняла разные поручения. Она хвалила меня за умение карабкаться по крутым скалам и залезать на деревья, давно для нее недоступные, и говорила, что когда-нибудь я стану прекрасной женщиной и, возможно, искусной целительницей. У меня была удивительная способность замечать самые крошечные растения, спрятанные в лесной подстилке.

Я сохраняла все монетки, которые давала мне Селеста, и думала за год накопить еще, так что к следующей весне у меня будет достаточно средств, чтобы уехать из Рубуле, из Гравьенского леса, а возможно, и из самого Мартисьена.

Я не могла оставаться в родительском доме и вечно ждать крестного, который, наверное, уже не придет. Мне надоело ожидание. Мне нужно действовать. Нужна цель. Нужно чуть больше денег…

– Вот ты где, – сказала мама, заметив меня в последнем стойле. У нее заплетался язык, и ее заметно шатало. – Что… что ты здесь делаешь?

– Я доила Рози, – ответила я, указав на ведро у себя под ногами.

Мама прищурилась. Я наполнила ведро почти доверху. Ее губы скривились, словно она была разочарована, что ей не в чем меня упрекнуть.

– Сегодня у тебя день рождения, – заметила она, чем изрядно меня удивила.

Я думала, мама уже никогда не вспомнит о моем дне рождения, ведь с нами нет Берти, а без его дня рождения о моем можно совсем забыть.

Я молча кивнула, не зная, какой ответ будет правильным.

– Я хорошо помню тот день, будто он был вчера, – пробормотала она, и ее взгляд поплыл, стал рассеянным и немного мечтательным. – Ты была крошечной. Ты и сейчас невеличка. – На мамином лице дернулась жилка, и она провела большим пальцем по горлышку бутылки виски, которую держала в руке. – А он… он был огромным. Но когда он взял тебя на руки… – Мама на мгновение умолкла, погрузившись в воспоминания. Она не назвала имя моего крестного, но все и так было понятно. Папа никогда не брал меня на руки, ни разу в жизни. – Вы прекрасно смотрелись вместе. Словно ты его дочь.

Она поднесла бутылку к губам и сделала долгий глоток. Запах крепкого виски обжег мне ноздри. Я и в самом деле не понимала, как можно пить эту гадость.