– То есть в том спасение?
– Бог любит тебя, Домианос, но не настолько, чтобы спасти.
– Он творит только затем, чтобы разрушать.
– Если Он разрушает, то лишь для того, чтобы создать снова. Подобно вечному кругу жизни и подобно мировому потопу, который списпослал на землю Единый, чтобы очистить мир от греха и на месте пепелища, на месте руин старого, воссоздать новое.
– Не значит ли это, что мы для него лишь игра? Нечто столь незначительное, как муравьи или бактерии в Его лаборотории? Созданные в виде подопытных крыс, игрушек, тешащих Его любопытство и эго.
– Мир наш подобен зеркалу, Домианос, он отражает того, кто в него смотрит. И если ты видишь вокруг себя лишь врагов, то значит, что враг притаился внутри тебя. Бог – есть любовь абсолютная. Он есть истина.
– Раз восприятие мира субъективно, значит вопросы морали, зла и добра – тоже. Или то единственные истины, субъективность на которые не распространяется?
– Grande profundum est ipse homo>16. Только Бог есть светоч мира. Только Он один может вывести род людской, бродящий во тьме грехов своих и заблуждений к свету истины. Потому мы и стремимся жить в соответствии с Его заповедями. С Энтисом, отражающим Его волю.
—–
Корвамдеймос, город Даркуль Импэлер.
Схватившись за любезно поданую стражником руку, советник выбрался из кареты. Перед ним возвышалось старое здание, некогда служившее больницей, но теперь переоборудованное под его личные нужды.
– Нам сюда, полагаю, – проходя мимо воина объявил в пустоту граф и не оборачиваясь, прошествовал внутрь.
На входе его встретила медсестра в белом халате и улыбнувшись, пригласила следовать за ней.
– Добро пожаловать, господин советник, мы вас ждали. Я – Виетта и я счастлива сообщить, что благодаря вашему плодотворному сотрудничеству с его сиятельством Вигмором переоборудование больницы успешно завершено. Первые пациенты благополучно прошли адаптацию и готовы к дальнейшему курсу лечения. Желаете взглянуть на них? – Вампирша остановилась у тяжелой двери с маленьким оконцем, утыканном прутьями решетки.
От своих врагов лорда Морнэмира отделяли три внушительных запора с цепями. Он заглянул в помещение. Пятеро мужчин – изнуренных голодом, тяжелой дорогой и грубым обращением стражников без движения лежали на жестких койках, молча и угрюмо дожидаясь своей последней участи. Домианос удовлетворенно хмыкнул.
—–
Легенда об Артуре Аудаксе настолько вдохновила Вермандо, что ему в голову пришла интересная, но рискованная мысль.
Стоял полдень, и слуги были заняты подготовкой к ужину и уборкой. Сам же советник находился в столице, в королевском замке. Воспользовавшись этим, мальчик незаметно прокрался в кабинет отца. Осмотрев ящики, он порылся на книжных полках, и не обнаружив ничего интересного, застыл посреди комнаты, как вдруг его внимание привлек блеск отполированного металла. На стене висело множество разнообразного оружия всех времен и народов – гордость и достояние графа. Тот годами коллекционировал серпы, ножи, мечи и кинжалы, многие из которых передавались по наследству не одно поколение семейства Морнэмир. Фамильный меч с их гербом – черным волком, был жемчужиной коллекции и принадлежал самому Домианосу Освободителю.
Завороженный, аристократ шагнул к стеклу и с затаенным дыханием принялся рассматривать редчайшие экспонаты древности, в обычное время недоступные его взору, ведь советник запрещал даже приближаться к этому стеллажу ближе, чем на метр. Перед Вермандо пронеслись яркие сцены героических битв прошлого, и он сам не заметил, как размахивая небольшим легким мечом, стремительно поскакал навстречу своей смерти или победе – в самый центр сражения. Совершенно забыв, где он и что делает, мальчик опомнился лишь когда старая ваза с прахом его прадеда с грохотом разбилась о каменный пол, брызнув осколками во все стороны. В ужасе замерев, аристократ опустил взгляд на клинок в руке и его обуял ужас, тонкими болезненными иглами вонзившийся под кожу.