Василий позвонил на следующий день в минуты большого перерыва между лекциями. О-о-о! Представьте себе: нашёлся ваш потерявшийся ребёнок, и вы слышите в трубке его голос! Для меня, балды неисправимой, так всё и было. И тогда, и через десять лет, и через тридцать – лишь бы услышать его голос. Он жив – всё остальное неважно!

В сбивчивом разговоре успела спросить про путёвку в Коктебель. Он обрадовался:

– Достанешь на конец сентября – будет здорово!

Женщины в учебной части внимательно наблюдали за мной. Одна, как позже выяснилось, профессор Вишневская, тайная жена ректора Пименова, сказала с укором:

– Девочка, кто же так с мужчиной разговаривает? Тыр-пыр, тыр-пыр! Нужно мягко, томно, с ноткой каприза – пусть он там напрягается, думает, чем не угодил.

Место в Доме творчества «Коктебель» Василию дали легко – с указанием корпуса и комнаты, но платить по приезде. Былая такая практика. На всякий случай записала адрес и телефоны коктебельской администрации – для подстраховки.

– Ну, ты даёшь! – удивился Макеев. – Я и к матушке успею съездить.

– Только не забурись там! Шутка ли?

И приходит дней через пятнадцать телеграмма: «Таня, Вася улетел. Передаёт спасибо. Наташа». Я поняла: его сестра. Слава богу, не заблудился! Отдыхай, милый!

Мне бы хотелось чуть спрессовать свой рассказ, не гнать сплошняком такие разные и интересные дни сентября 1983 года, выбирать главное, но не очень получается. Одно вытекает из другого, без мелкой детали разрушается цельность. Терпи, читатель, коли взялся постигать непостижимое!

Машина идёт по дороге – может свернуть где захочет, человек шагает напролом – может и через забор перелезть, а поезд как встал на рельсы, так и катит от столба к столбу. Я, как тот поезд, хотела бы свернуть в сторону, да не могу, рельсы не дают.

Следующая веха пути: написала Макееву в Коктебель: «Если хочешь – могу прилететь к тебе на пару дней. Только отвечай побыстрее». И он ответил: «Прилетай. Купи мне спортивные трусы для утренних пробежек с Екимовым, кепку и чего-нибудь крепенького».

Билеты на самолёт – весьма терпимой стоимости. А душа рвётся, как сумасшедшая. На ВЛК соврала, что прихворнула, мол, отлежусь немного. А сама… От Москвы до Симферополя – всего ничего на самолёте, от Симферополя до Феодосии – автобус. Не ждали? А мы припёрлись!

Нет, ждали, конечно! В комнате с балкончиком, заваленным виноградом, сидели трое: Василий, Борис Екимов и поэт из Иркутска Вася Козлов. Все трое смотрели с любопытством на долговязую девицу, в тоненькой курточке с капюшоном, обмотанную поверх вязаной шалью моей соседки по общежитию Таи Шаповаленко.

С бутылкой коньяка на четверых расправились быстро, и ребята оставили нас одних…

Думаю сейчас: «Зачем летала? Что получила в ответ на нешуточные затраты душевных и физических сил?»

Отвечаю: «Успокоение! Утешение! Утоление!» А это очень много, когда женщина любит и не уверена, что любят её. Получилось, как в песне: «Два счастливых дня было у меня…»

…Перед началом лекции Михаила Ивановича Ишутина по политэкономии Нина Аверьяновна поманила меня пальцем в свой кабинет и прошипела:

– С ума сошла? А если бы с тобой что случилось, кому отвечать? Мне. Ты понимаешь, мне! – Помолчала и добавила: – Неужели так любишь? Ведь расстались всего месяц назад. Ох, Танька, хлебну я с тобой горя!

Лекции нам читали прекрасные старые профессора Литературного института. Они ещё учили и Виктора Астафьева, и Николая Рубцова, и многих, многих других, ставших гордостью русской литературы. Помнил их и Василий Макеев. Дай бог и мне всю жизнь помнить этих великих умников, добрейших интеллигентов, просветлявших нашу дремучесть: Ишутин, Зарбабов, Артамонов, Богданов, Смирнов, Вишневская, Паперный, Куницын, Кедров…