Теперь же, глядя на разворачивающийся перед ним театр одного актера, он по-настоящему развеселился. Видимо, она приняла его за еще одного соискателя ее руки и сердца, но из-за его высокого статуса не могла прогнать его так же, как двух предыдущих. Поэтому, чтобы сбежать, ей пришлось прибегнуть к такой отчаянной уловке, как «страдание плоти» – пролить чай на себя же.

От юбки Фэнцзю поднимался пар. Похоже, в чайнике и впрямь был кипяток. Она совсем не жалела себя.

Дун Хуа подпер щеку, совершенно верно полагая, что сейчас Фэнцзю попытается сбежать. И действительно: она пару раз взмахнула рукой, чтобы убрать пятно, и у нее, разумеется, не получилось. Тяжело вздохнув, она очень церемонно, почтительно, вежливо-отстраненно – и с тщательно скрываемой радостью – воскликнула:

– Как неудачно дрогнула рука, моя юбка непоправимо испорчена! Прошу прощения, вынуждена покинуть вас первой. Надеюсь, вы не против обсудить писания мудрейших наставников в другой день.

Ветер окутал их ароматом белых лотосов. Дун Хуа поднял на Фэнцзю взгляд и плавно протянул ей большой фарфоровый чайник.

– Вы пролили всего чашку. Не стоит так мелочиться. Я проверил: вода остыла. Если ваша рука дрогнет и на этот раз, ваш наряд будет испорчен действительно непоправимо.

Верховный владыка Дун Хуа давно не покидал Рассветный дворец. Молодые небожители еще не успели испытать на себе его ядовитый язык, а бессмертные постарше тщетно пытались забыть об уже пережитых унижениях. Хотя владыка Дун Хуа говорил мало, каждое его слово разило так же точно и больно, как его меч.

Ходили легенды, будто один своенравный юнец из демонов, прознав о воинских заслугах Дун Хуа, проник на Небеса, чтобы вызвать того на поединок. Разумеется, стража повязала демоненка еще на подходе к Рассветному дворцу.

Как раз в это время Дун Хуа играл сам с собой в вэйци [6] у лотосового пруда неподалеку.

Схваченный юнец разразился руганью, желая задеть владыку за живое.

Дун Хуа сложил вэйци и собрался уходить. Путь его лежал мимо плененного демона. Завидев владыку, тот раскричался еще больше. Мол, небожители так носятся со своей нравственностью, кто ж знал, как бесстыден их повелитель! Если у Дун Хуа осталась хоть капля добродетели, он должен немедленно очистить свое имя в бою, а не позволять слугам набрасываться на честного демона всей толпой…

Уже ушедший с коробкой вэйци Дун Хуа даже вернулся на два шага и переспросил у распростертого на земле демоненка:

– Капля чего, говоришь?

– Добродетели! – немедленно заорал тот. – Я говорю о добродетели!

Дун Хуа неспешно продолжил путь, бросив через плечо:

– Какое интересное слово, впервые слышу.

У юноши случился приступ удушья, и он потерял сознание от возмущения.

Фэнцзю вспомнила об этой истории спустя три дня, когда слушала, как ее тетушка воспитывает сына в зале Благовещих облаков.

В этом зале жил сын Бай Цянь и Е Хуа, юный правнук Небесного владыки, принц А-Ли по прозвищу Колобочек.

Колобочек, в ярко-желтых одежках, сидел перед матушкой. Видя, что взрослые сидят, надежно опершись ногами о пол, а он только и может, что болтать ими в воздухе, маленький правнук Небесного владыки, стиснув зубы, полдня пытался дотянуться своими ножками до пола. Однако ножки были слишком короткими, а стул слишком высоким, поэтому юный принц пока проигрывал. В конце концов он разочарованно бросил эту затею и теперь уныло слушал матушку, опустив голову.

Бай Цянь отчитывала его с самым серьезным видом:

– Я слышала, твой отец чуть ли не в десять лет мог наизусть читать «Сутру, истолкованную великим Сатьякой Ниргрантапутрой»