– Чаго ты болтаешь, я слыхала, что они злые, – возразила та.

– Ежели леший причиняет вред, то люди сами виноваты в этом. Тогда он является в образе медведя или волка. Гуторят, что давеча их охотники много в нашей тайге видели.

– Да ну тебя к лешему. Болтаешь абы чаго, – рассердилась девушка.

– Нельзя так гуторить, иначе он заберет меня к себе, – засмеялся Василий.

– А я не отдам, – глядя на него в упор, серьезно сказала Ирина.

У Василия по телу пробежала приятная дрожь.

– Давай зайдем ко мне, – засмеялась она, обнажив свои белые зубки.

– Зачем? – соображая, что ответить, замялся Василий, – чой то не ловко.

– Тятя велел, посмотреть на тебя хочет.

– Ну коли так, пошли, – робко согласился он.

В доме их ждали. Павел Ермолаевич, приготовившись к разговору, уже сидел за столом.

– Гостечки, дорогие, проходите в переднюю, – радостно улыбаясь, пригласила Ирина Романовна.

У нее на сковороде скворчали драники, в запарнике томился чай. Отойдя в сторонку, посмотрела на дочкиного ухажера. Тот был в белой вышитой косоворотке, в черном костюме.  Брюки были заправлены в новые сапоги. Не торопясь, у порога, сняли обувь, присели за стол.

Павел тоже внимательно рассматривал Василия.  Завел разговор о родителях, о хозяйстве, об урожае, а сам все чаще окидывал взглядом молодую пару и для себя сделал вывод, что они подходят друг другу. Может оттого, что их лица светились от счастья, и в глазах горела взаимная любовь.

– Ладно, чаго это мы все вокруг да около ходим, дело не говорим, –добродушно проговорил отец, – какие планы у вас?

– Я жениться хочу на Ирине, – смело выпалил новоявленный жених.

Его серо-зеленые, живые, глаза смотрели прямо на Павла.

Ирина из-под бровей удивленно посмотрела на него, и приятная краснота охватила ее щеки. Выдавая свое волнение, она стянула на плечи светлую косынку, чтобы на голове был виден заколотый гребень. Ее длинная, темная коса свисала ниже пояса, а хвост с вплетенной синей лентой лежал на лавке.

– А чаго это вы торопитесь жениться?  Походили бы ещё на посиделки, погуляли бы годок – другой?

– Павел Ермолаевич, покуда мы гулять будем, вы Ирину за кого-нибудь другого  замуж отдадите.  Да и время сейчас лихое. Я уже не молодой, почти год как с войны вернулся, мне в дом хозяйка нужна.

А жить – то где будете?

– Пока поживем в родительском доме.  Он у нас хоть и не большой, но теплый и уютный.

Павел усмехнулся:

– Продналог полностью сдали?  Осталось хоть что-нибудь?

 Василий нахмурил брови:

– Продналог сдали, но с трудом наскребли хлеба.   Озимые посеяли, но овса и ячменя на весну в обрез, правда, что греха таить, сена скотине заготовили, еще на одну зиму хватит.

Ирина с любопытством поглядывала на молодого человека, который сейчас держал серьезный экзамен, и он, замечая ее взгляд, сам немного смущался

– Сейчас все так живут, – покачав головой, согласился Павел. – За время войны от работы не отвык?

– Нет! Я же с отцом с детства работал.  Всё знакомо.  Да и братья выросли, добрые помощники в хозяйстве стали. Матушка только вот умерла, пока на войне был, похоронить не удалось.

Павел перекрестился, – Царство небесное, – Испытывающим взглядом окинул жениха – Обижать дочку не будешь?

– Да-а, её обидишь?! – усмехнулся Василий.

– Ирина, а ты чаго молчишь?  У Васи работы ничуть не меньше, чем у нас.

– Не боюсь я работы, я тоже не белоручка какая.

– Ну что ж, жена, твоя дочь – тебе и слово. – Павел повернул голову в сторону печи, где возилась Ирина Романовна.

– Доча, мы тебя не неволим,  – мать спешно вытерла руки о полотенце, вскинула на молодых свои зеленые глаза, и улыбнулась. Лицо ее раскраснелось от жара печи: