Далее, в 1773 году в Академической типографии была издана работа «О народах, издревле в России обитавших», в которой повторялись основные тезисы речи 1749 года. Это издание было также анонимным и подавалось как перевод с немецкого, автор которого переводчику был неизвестен. Второе издание в 1788 году, после смерти Миллера, было уже под его именем.

Проявленная конспирация, очевидно, была связана с тем, что Миллер очень дорожил своим постом начальника Московского архива, позволявшим ему работать с подлинными русскими документами. Он явно не желал, чтобы из-за несогласия с ломоносовской концепцией происхождения варягов его лишили этой возможности, тем более что его исторические работы всегда находили оппонентов, старавшихся ему помешать.

Таким конспиративным образом Миллер вооружил немецких историков набором аргументов в пользу скандинавского происхождения летописных варягов, в первую очередь, конечно, переводами русских летописей. Поэтому в европейской исторической науке исследователи всегда придерживались мнения, что варяги – это скандинавы, тогда как точка зрения Ломоносова, равно как и весь последующий антинорманизм, у них не находили отклика.

Миллер также очень помогал другим исследователям, занимавшимся русской историей, как зарубежным, так и российским. Так, он сыграл большую роль в издании труда В.Н. Татищева в 1768 году. В должности начальника Московского архива он много помогал, к примеру, князю М.М. Щербатову в его работах по истории и изданиях русских летописей и документов. И тут тоже не обошлось без некоторой конспирации.

Труд Щербатова «История Российская с древнейших времен» с точки зрения спора о варягах представляет собой весьма любопытное смешение концепций Миллера и Ломоносова в сочетании с собственными оригинальными суждениями. Во-первых, Щербатов во многих местах часто цитирует киевский «Синопсис», доверяя ему в весьма многих вопросах. Так, он считал, что россы происходят от роксолан и имя «русь» существовало задолго до прихода варягов[183]. Нужно отметить, что Щербатов коснулся и названий порогов на Днепре и полагал, что «русские» названия порогов являются хазарскими: «… однако видно по всему, что те наименования, которые он русскими называет, были действительно козарскими, сиречь народа, тогда живущего во круге сих порогов…»[184]

Во-вторых, он много и пространно пишет о войнах скандинавских королей с российскими царями, и в этих местах его работа демонстрирует явное сходство с речью Миллера 1749 года, правда, без прямых ссылок на нее. Вполне вероятно, что Щербатов мог с ней ознакомиться у Миллера или же Миллер убедил князя в том, что использованные им ранее источники в этом вопросе достоверны и убедительным.

Однако, в-третьих, в главном вопросе о происхождении князей Щербатов, похоже, также поддался влиянию Миллера. Несмотря на всю свою приверженность древности и славности славян, роксолан и россов, он все же признавал Рюрика скандинавом, во всяком случае, точно не славянином, ссылаясь при этом на Степенную книгу, в которой Рюрик назывался немцем[185]. Щербатов отверг мнение Ломоносова о выходе Рюрика из Пруссии тем, что Пруссия тогда была совершенно неизвестна, а короли датские, финляндские и лифляндские были куда могущественнее: «Я же признаюсь в неведении своем, что доныне не помню, где бы нашел упоминовение о прусских герцогах около сего течения времени, хотя шведские и датские историки и весьма часто о финляндских и лифляндских царях упоминают»[186]. Щербатов высказал предложение, что Рюрик мог быть сыном лифляндского короля Диона, побежденного датским королем Рагнаром, или сыном одного из сыновей лифляндского короля Диана или Даксона