– Ну, черт с вами, – согласился Алексей, – только необходимо все сделать тихо, без шума и выстрелов.

– О, это мы можем, – сверкнул глазами Мирза, вытаскивая из-за голенища свой трофейный нож.

Пока солдаты сговаривались о том, как лучше напасть, караван-баши поравнялся со скалой, где они затаились.

Юлдашев кинулся к нему, а Алексей с сапером кинулись в хвост каравана и застали полусонных афганцев врасплох.

Не успели люди опомниться от внезапного нападения, как Алексей уже скрутил веревкой одного, сапер сбил прикладом другого. Третий, не шелохнувшись, сидел в седле и покорно ждал своей участи.

Сапер вытащил из кармана складной нож, обрезал уздечку и начал скручивать руки оглушенному афганцу, потом он вместе с Алексеем связали остальных, а чтобы те не кричали, засунули в рот каждому конец собственной чалмы. Сделав свое дело, они торопливо обследовали содержание караванных хурджинов.

В тюках оказались пряжа и шкуры. Только в одном они нашли продукты – вяленое мясо, рис и лепешки. Там же были и несколько емкостей с водой и каким-то молочным напитком. К радости солдат, в одном из вьюков нашелся и целый ящик с сигаретами.

Перед тем как уходить, Юлдашев развязал пленных и под автоматом потащил их к верблюдам. Он долго втолковывал им что-то по-своему.

Вскоре, добившись своего, он прикрикнул на афганцев, и те забегали, разворачивая караван в обратную сторону. Вскоре они скрылись в глубине ущелья. Трофеев было предостаточно. Триумвират решил, что кроме продуктов и воды надо непременно взять несколько выделанных шкур и дубленок, а также магнитофон и кое-какую хозяйственную мелочь.

Путь наверх был еще труднее, чем спуск, но сознание того, что ребята и сегодня, и завтра, и послезавтра будут сыты, смогут укрыться в шкурах от промозглого предутреннего холода, давало новые силы, заставляло забыть и то невольное преступление, которое они ради общего блага совершили.

Охранение встретило добытчиков радостными возгласами. Лейтенант, узнав об экспроприации каравана, промолчал.

Не отругал. И не одобрил. Война все спишет – так, наверное, думал он, в глубине души, видимо, радуясь тому, что все так благополучно завершилось. И еда есть, и вода есть. И укрыться есть чем, даже покурить теперь в полное удовольствие можно. А главное, ребята целы и невредимы.

«И в самом деле, надо брать побольше от жизни, пока жив, а завтра пусть будет что будет», – думал Алексей, жуя лепешку и запивая ее терпким игристым молоком.

«Утро вечера мудренее», – пронеслась у него в мозгу мысль, когда он, постелив шкуру на дно окопа, провалился в объятия сна.

Утро нового дня тянулось медленно и тревожно. Не было обычного лучистого солнечного потока с гор в долину, когда в течение нескольких минут на смену утренним сумеркам приходил яркий, полный живительного буйства день. От горизонта и до горизонта расстилались серые невзрачные тучи, давя своей массой на все живое и в горах, и в долине. Вот почему не было слышно серебряной трели жаворонка, приветствующего восход, не жужжали трудяги-жуки. Вся природа замерла в ожидании чего-то неотвратимо страшного. Даже ветер, словно испугавшись чего-то, замер, не шевеля, как обычно, сухих былинок.

Вот эта-то звенящая и давящая тишина разбудила Алексея, внесла в душу какую-то щемящую ноту, и душа, вместо того чтобы петь гимн пробуждения к новой, радостной и непознаваемой до конца, жизни, как-то нехорошо, не к месту буркнула: «Сегодняшний день будет расплатой за вчерашнее убийство», – и перед глазами Алексея снова возникло бледно-белое лицо караван-баши с перерезанным горлом, и звериный оскал на лице Юлдашева, вытиравшего свой нож об одежду убитого.