– Вы? Согрешили? Да не в жизнь не поверю! Я же вас нашёл в таком немощном состоянии, что и подумать-то об этом страшно. Нонсенс! Чтобы вы – да Анне Николаевне после стольких лет жизни душа-в-душу взяли и…

– Витя! Как ты мог подумать такое! Молодёжь!.. Я не об этом! Дело в том, что она давеча захотела порадовать меня тортом-мороженым собственного приготовления! Ты же знаешь, как я его люблю. Помнишь мы тебя кусочком прошлым летом угощали? С ягодами! Объедение – согласись!

– Помню, ну и в чём тут грех? – недоумённо уставился Виктор на соседа, – не понимаю, – пожал он плечами.

– А при том! – стукнул он кулаком по столу, – я выпимши был вчера. Неприятности ещё эти. Ани дома не было, ну я и полез в холодильник. Очень уж жарко было. Нашёл в морозилке клубнику, что она для торта купила…и ягодку за ягодкой… В общем не заметил, как всё и сожрал! Пустой контейнер теперь! Она пока не заметила. Сегодня вот принести обещала развесного мороженого. А клубники-то и нет! Что делать – ума не приложу! Вот и пришлось впасть в самоуничижение! Ну как тут не отчаяться!

– Что-что?! Так это вы из-за клубники? Господи! Какая чушь! Из-за такой ерунды хоронить себя заживо? Ну вы совсем уж. Я-то думал, что-нибудь серьёзное… Целую методику разработал! Что я теперь вашей супруге скажу? Чаши магические принёс. Ладно. От плана не отступаем, я его доведу до конца, как и задумал. Спишем всё на вашу распущенность, то есть тонкую душевную организацию. Где контейнер из-под ягод? Пойдёмте купим и всё…

– Я не могу пойти… Мне стыдно, – опустил глаза Всеволод Яковлевич.

– Чёрт с вами! Сам сбегаю. Вечно с вами, поэтами, нянчиться приходится. И на водку тут без меня не налегайте, мне ещё вас фотографировать.

– Зачем?

– Это входит в терапию. И не спорьте! Так надо.

Виктор убрал контейнер с только что купленной клубникой в морозилку, налил по рюмочке и продолжил:

– Теперь одной проблемой меньше. Главную причину мы устранили – ягоды на месте. Теперь перейдём непосредственно к разбору сложившейся ситуации. По-моему, вы в конец оборзели…

– Я? А что я сделал-то? Ну впал в уныние. Согласен, это грех… Такое с каждым может…

– А – то! Борзеть-то надо умеючи! Вовремя и со вкусом. Высокохудожественно! О как я сказал! Это должно быть возведено у вас в ранг искусства! Вы же поэт, ёлки-палки. А вы чуть что – сразу помирать. Смех – да и только! Знаете, кого вы мне напомнили на своём диване? Персонажа Сервантеса. Такой же бесполезный, морщинистый и вялый как этот…как его?

– Дона Кихота что ли? – удивился Всеволод Яковлевич.

– Его самого. Только до Дона вы не дотягиваете. Лежите как Между Ног Ламанчский!

– Витя, ты меня что – Между Ногом назвал?

– Ну да, Между Ног Ламанчский! К тому же ещё и оборзевший от своей несостоятельности. Теперь вот что. Садитесь-ка на диван и закатывайте спортивки выше коленей, – придвинул Витя таз с водой, – так-так, суйте ноги в калоши и опускайте в тазик с водой. Не брыкайтесь, делайте, что я говорю. Это для вашей же пользы.

Всеволод Яковлевич послушно всё исполнил, как было велено. Виктор повязал ему на голову яркую красную косынку из отреза, что принесла Анна Николаевна, и завязал под подбородком узлом. Придвинул к дивану детский стульчик для кормления, потом чуть помедлил, покачал головой и убрал его в сторону. Сунул ему в левую руку погремушку, а в правую вложил синюю резиновую уточку.

– Вот так – теперь похоже. Прямо как скипетр и держава! Стоп! Надо наоборот. Переложите. Аз есмь! Теперь соску! – засунул он ему в рот жёлтую пустышку, сидите и сосите как положено. С чувством сосите! – Виктор отошёл в сторону и с восхищением оглядел преобразившегося Всеволода Яковлевича. Затем взял оранжевую детскую пелёнку и повязал на шее пациента на манер слюнявчика.