– Проклятый оборотень! – фыркнула наёмница, впечатав волка-Вильгельма в стену. – Посеребрю своё оружие в следующий раз!
– Вильгельм! Вильгельм! – колотили снаружи по двери Ассоль и Шанти.
– А ну, мелюзга, разойдись! – рявкнул Бернхард.
Сперва он попытался выбить дверь ногой, но только схватился за ушибленную от удара лодыжку, морщась и рыча, стиснув зубы. Затем навалился плечом с разбегу и вскоре уже потирал его, чувствуя серьёзный синяк. Дверь лишь прогнулась, но на попытки открыть её силой не поддавалась.
– Спокойнее, душечка! – положила руки ему сверху на плечи Шанти.
– Сейчас я покажу вам, как мы, цверги, решаем проблемы запертых комнат и завалов в пещерах! – воскликнул Аргон, достав свою новенькую гитару. – Для гномов все двери открыты! – вдарил он по струнам, поднимая звуковую волну, от которой затрещали узорчатые дубовые доски, а механизм ручки принялся вибрировать, дрожать и рассыпаться.
Когда расколовшаяся надвое дверь влетела внутрь с ворохом щепок, отколовшихся петель и загремевших железок, взглянувшая в коридор Тринадцатая решила ретироваться прочь. Она сделала подлый выпад снизу, намереваясь пырнуть волка в брюхо, но тот отвёл удар когтистой лапой. Оцарапал бы её, и не хило, да только когти лишь проскользили по металлу, не оставляя следов. А вот взмах другой лапы анимага заблокировала уже сама наёмница, едва не срезав тому кончики когтей.
Извернувшись в прыжке, она оставила свою металлическую обувь – а точнее, механические стопы – на полу и попыталась уже лезвиями на кончиках ног синхронно пронзить Вильгельма, но тот после двух блоков отпрыгнул назад, ближе к кровати, недобро рыча и предоставив тем самым нежданно-негаданно Тринадцатой возможность нырнуть влево – выскользнуть в приоткрытое снизу окно, через которое та сюда и проникла.
Туда же, к подоконнику, сразу бросились все. И запыхавшийся аристократ, принимая естественный облик, и Берн с Ассоль и цыганкой, и несколько таскарских стражников, позади которых – сам Ирфан, а следом и цверг-скальд с гитарой и гномочка-чародейка.
– Гор милостивый… – только и успел вымолвить визирь после исчезновения в окне вооружённой девицы.
Та же, в свою очередь, прекрасно знала, что снаружи есть гружёная телега, ведь по ней она тихо и взбиралась не так давно, чтобы проникнуть в спальню к иноземному гостю. Но теперь её ждал неприятный сюрприз. Телегу в этот самый момент посреди ночи грабили двое приятелей-усачей. По крайней мере, тяжёлые бочки оттуда доставали они вдвоём, а стоял ли кто третий или даже четвёртый на шухере близ перекрёстков на улицах, оставалось не ясным.
Один, что покрепче, носил шляпу с неширокими опущенными полями и имел густые усы щёточкой. У второго, худощавого в полосатой шапке с помпоном, усики были тонкие, но выразительные, а подбородок украшал небольшой треугольник из чёрной щетины в ямочке под нижней губой. Он от внезапного появления убийцы с лезвиями вместо ног уронил бочку соратнику на ногу, отчего тот громко заорал. А упавший на брусчатку деревянный сосуд лопнул, треснул вдоль просмоленных досок и рассыпался содержащимся внутри серебром.
– А ну не троньте церковное добро! – раздался звонкий картавящий голосок немного сонной монашки, выскочившей наружу на крики и звон монет.
– Быстрее, уйдёт же! – тем временем у окна скомандовал Берн, первым начиная вылезать наружу и махнув рукой за собой.
Отвлёкшаяся на его голос монахиня завидела и вооружённую убийцу сверху. Ты спрыгнула с покрытой брезентом части на крышки нижних маленьких бочек, с них ловко на дно кузова, а оттуда на землю, точнее – на ромбовидные гранитные камни, которыми была устлана улица вдоль этого края таверны.