Что?! Ты мне еще про вечные ценности расскажи, придурок!

– А ты кто, господь Бог? – Тарновский чуть не задохнулся от ярости. – И с чего ты взял, что Гене нужна справедливость? Насколько я его знаю, справедливость в его интерпретации – исключительно деньги, по-другому он ее не воспринимает. Так вот, я считаю, что никому и ничего не должен.

– А Гена считает по-другому, – тихо сказал Костя. – Поэтому, Саша, я здесь, поэтому и разговариваю от его имени. Назвать тебе сумму?

Тарновский едва сдержался – наглость этого выскочки переходила все границы. Внезапно гнев его, будто преломившись о лед рассудка, трансформировался в ясную, холодную злость.

Он нарочито потянулся, лениво покачал головой.

– Не надо.

– Тебе не интересно?

– И опять вопрос поставлен некорректно, Костя. – Тарновский с удовольствием услышал растерянность в голосе собеседника (знай наших!). – Понятие «интересно» не для этого случая. Какая бы сумма не была названа, я не хочу это обсуждать. Любое обсуждение – это торг, а я торговаться не буду. Я не торгуюсь, Костя. И, кстати, о справедливости – не хочешь обсудить сумму, на которую Гена меня кинул?

Злость съежилась, отошла на второй план, теперь он смотрел на Костика с любопытством, даже с некоторой жалостью. Тот напустил на себя глубокомысленный вид, закинул ногу на ногу. Ну, что ты еще там задумал, парламентер хренов?

– Я услышал тебя, Саша, – Костик произносил слова ровно, многозначительно, будто и в самом деле представительствовал в каких-нибудь межправительственных переговорах. – Тогда вынужден тебя предупредить: будет предпринят ряд шагов, которые сделают работу «Еврохолода» невозможной.

Так. Говорит, как по бумажке. Заучил, сволочь.

Тарновский улыбнулся через силу, разжал губы.

– Кем же это?

Ну, давай уже, говори, вольный каменщик, раскидывай сети своего словоблудия!

– Неважно, Саша. – Костик снова упрятал свой взгляд. – Первый шаг уже сделан, результат ты должен был узнать уже сегодня. Будут и другие, поверь, арсенал большой.

Сегодня? Звонок из ДФР? Вот скотина!

– Но это же все туфта, Костя! – улыбка Тарновского стала ледяной. – Я отобьюсь на раз!

– Может, отобьешься, а может, и нет. – Костик вздохнул, в который раз завел глаза к потолку, и Тарновскому захотелось немедленно, сию секунду выбросить его из кабинета. – Это еще, как пойдет, страна у нас какая, – сам знаешь. И делать нечего – бизнес твой прикрыть. Хочешь, расскажу, как будет? Придет проверка, за ней – другая, обложат тебя со всех сторон, оформят выемку бухгалтерии, а в такой ситуации, пока отбиваться будешь, посыплются твои контракты, и теперешние и будущие. Кто же с тобой дело иметь захочет, если контора твоя под колпаком? Себе дороже! И потом как будет – вилами по воде, изъять-то легко, а вот вернуть… Так что, задумайся, Саша!

Тарновский слушал молча, чувствуя на себе тяжелый взгляд Широва. Страховка? Ну-ну…

Тем временем ободренный молчанием собеседника Костик разошелся, все больше и больше входя в роль оракула.

– Это сейчас ты «железный Алекс», Тульский Токарев, – он говорил, откинувшись в кресле, щурясь, будто кот на солнце, – а случись что, никто шкуру свою ради тебя палить не станет, все отвернутся. Я людей наших знаю хорошо, насмотрелся. А потом – что же, бегай со своими справками, опровержениями, тряси у них перед мордами, и ни хрена все равно не добьешься! Ну, может, посочувствуют, кто поприличней, но на этом – все! Ты, конечно, вывернешься, сохранишь что-нибудь, может, даже, и многое сохранишь, и даже заново начнешь, попытаешься, во всяком случае. Но годы то, Саша, годы – не те уже. Да и не пацан ты, чтобы с нуля подниматься, и бизнес ждать тебя не будет. Свято место… – он красноречиво развел руки, замолчал.