Ки улыбнулся. Спящий, Онри был особенно очарователен. Точнее, он всегда был очарователен, но теперь, когда Ки не нужно было скрывать свои чувства, смотреть на него было вдвойне приятно.

Ки осторожно прилег напротив, подложив руку под голову, и принялся разглядывать короткие ресницы, неряшливые брови и странную переносицу Онри – глубокую, как у народа Снов, а не прямую, как у всех остальных. Ночь сегодня была очень светлой, и было видно каждый волосок, каждую нитку в вышивке ворота и подрагивающую жилку на шее.

Пальцы нестерпимо заныли от желания потрогать. Но Ки не мог нарушить собственное обещание. Хотя дело было даже не в обещании. Он просто знал, что если разбудит Онри прикосновением, тот уйдет. Лежать же с ним рядом, ощущая на щеке его дыхание, было так волнительно. А представлять, что он девушка - еще более волнительно.

Ки еще раз окинул взглядом черты лица Онри. Он не знал, как выглядят женщины в мире, из которого тот пришел, и наверное поэтому желанное так легко было представить.

Княжич остановился взглядом на губах Онри. Те были чуть приоткрыты. Будто околдованный, Ки потянулся к ним и почти коснулся, но в последний момент все же замер. Болезненные спазмы сковали его тело. Так близко... Так недоступно...

С трудом, но княжич все же отодвинулся. По-хорошему, стоило и вовсе уйти. Но у него было недостаточно сил, чтобы оставить Онри в покое. Ки мог лишь сдерживать свои порывы, балансируя на самом краю этого сладкого безумия, что с каждым днем становилось все сильнее.

***

Когда княжич проснулся, Онри рядом, разумеется, не было. В горле и в носу все ужасно пересохло от целой ночи без воды, а в глаза будто песка насыпали. Ки поморщился и принялся с ожесточением тереть лицо.

- Чай будешь? – раздался неожиданный вопрос.

Княжич вздрогнул, повернул голову и не поверил своим глазам: Онри все еще был в его покоях!

- С медом и лимоном, - уточнил тот, поднося к губам дымящуюся чашку.

Он сидел в кресле с видом закоренелого гедониста, закинув ногу на ногу. Утреннее солнце искрилось в бледно-золотистых бровях и подсвечивало едва заметный пушок на скуле. На щеках горел румянец: еще не такой яркий, как раньше, но он по крайней мере снова был.

- Джебб расстарался, - пояснил Онри, кивнув на стол. - Он тут у тебя уже полевую кухню успел организовать.

- Тебе сегодня лучше? – спросил Ки, глядя, как друг с удовольствием потягивает чай, щурясь от яркого утреннего света.

- Немного, - признал тот, насыпая в другую чашку чайные листья и заливая их горячей водой. – Мед положить?

- Нет, только лимон, - сказал Ки. Принял дышащую паром чашку, вдохнул крепкий запах, сделал осторожный глоток. Горячая жидкость прокатилась по горлу. Внутри у него так все пересохло, что первый глоток даже не дошел до желудка. Но к середине чашки княжич уже готов был признать, что утро доброе. О чем он и сообщил Онри.

- Ага, - улыбнулся тот. – Гляжу, ты перешел на наши выражения? А мне вот, напротив, теперь хочется говорить по-вашему: светлое утро. Кстати, может, шторы повесишь? Глазам больно.

Он утер слезы, которые непроизвольно бежали из его глаз. Ки тут же поднял руку и сделал выманивающий жест. Снизу вверх по стене башни послушно понеслось журчание. Вода взобралась на подоконник и заволокла пустые арки окон. Она была мутная, из пруда. Сразу стало немного темнее.

- Спасибо, - сказал Онри. – Как твой ужин с родней? Удалось отговорить отца от свадьбы?

- Нет, - Ки покачал головой, снова прикладываясь к чашке.

- Ну и ладно, - пожал плечами друг. – Не бери в голову. Так ведь лучше.

Они встретились взглядами, но сразу, не сговариваясь, поспешили найти другие объекты для разглядывания. Хотя княжичу безумно нравился этот образ вызолоченного утренним солнцем Онри, вальяжно развалившегося в кресле. Водная гладь почти не пригасила солнечного света, зато раздробила его на волнующиеся блики, которые сейчас плясали по лицу Онри, как пляшут отблески волн на песчаном дне в ясный день.