Ки смутился. Он действительно именно так и думал.

- Незачем сопротивляться, - чуть более спокойным голосом продолжил отец. – Понимаю: ты, наконец, ощутил вкус жизни и теперь не хочешь возвращаться обратно в клетку. Ну так и я не собираюсь пока умирать. Не бойся: хоть я и поспешил назвать тебя наследником, серьезные дела тебе светят лишь в далекой-далекой перспективе. Скорее всего, только после моей смерти. Успеешь дозреть и понабраться опыта.

- Зачем же тогда так спешить со свадьбой? – не сдавался Ки.

- По политическим соображениям, разумеется. А что? Разве это вызовет у тебя какие-то трудности? – удивился отец. – Ты взрослый парень в самом расцвете сил. Не старик какой-нибудь бессильный и не пугливый мальчишка. Да и невеста твоя из народа Лесов: всем известна красота их женщин. Честно говоря, удивлен твоей реакцией: любой другой на твоем месте был бы только рад подобному союзу. Что тебя так расстраивает?

Ки ощутил жар. Его друзья в таких случаях обзаводились странными розовыми пятнами на щеках, но кожа княжича оставалась бледной.

- Все слишком быстро происходит, - сказал он, кое-как подобрав слова, чтобы не рассказывать правду. – Я оказался не готов.

Владыка задумался.

- Да, пожалуй, ты прав, - признал он. – Но, к сожалению, есть много причин помимо твоей судьбы, по которым эта свадьба нужна мне сейчас, а не спустя пару лет. Возьми себя в руки и постарайся не делать глупостей. Мне нравится твой новый взгляд на жизнь, настойчивость и дерзость. Но прибереги их для по-настоящему важных вопросов.

***

Никакой дерзости Ки за собой не чувствовал: разве что пребывал в растрепанных чувствах. Но разговор с отцом вернул его в более или менее уравновешенное состояние. И все же после ужина он пошел не к друзьям, а в сад, и долго там гулял в одиночестве: оказывается, он уже успел забыть, как это успокаивает.

Дошел до родного пруда, полюбовался на поросший кувшинками берег, с сомнением поглядел на темную воду: отчего-то ему вовсе не хотелось сейчас общаться с матерью, хоть они и не виделись несколько месяцев. Да и она, похоже, не спешила повидаться с сыном, раз не пришла на семейный ужин. С Лерайей у нее были гораздо более теплые отношения. Иногда Ки даже казалось, что мать видит в нем нелюбимого мужа, и оттого так холодна.

Постояв у берега с четверть часа и так и не найдя в себе силы войти в воду, Ки развернулся и поплелся в свой новый дом. Солнце уже давно село, но в окнах еще горел свет. Было по-вечернему тихо и спокойно. Некоторые охранники и лакеи на своих постах даже дремали.

В его покоях тоже было тихо: судя по свинству в гостиной, друзья отмечали переезд и упились в хлам, но их самих нигде не было видно. Впрочем, откуда-то долетал приглушенный храп Джебба, так что беспокоиться за них вряд ли стоило.

Ки вошел в свою комнату, стащил с плеч шитую серебром далматику и хотел было заняться вышвыриванием чертовой кровати и заменой ее нормальным комнатным озерцом, как вдруг обнаружил, что Онри так и спит на ней в обуви, подложив под голову подушку-сердечко.

Ки неслышно подошел, присел рядом и вгляделся в лицо спящего. Онри во сне сурово хмурил брови. Зрачки под веками быстро-быстро шевелились, кончики пальцев вздрагивали.

Интересно, что ему снилось? Какой из миров? Наверное, когда он осознал, что может больше не вернуться в родной мир, то перестал считать его таким уж враждебным: говорят, по родине начинают скучать даже те, кто всегда люто ее ненавидел, особенно в первые годы отъезда. А Онри даже и не ненавидел, просто не нашел там своего места.

Ки поправил сползшее одеяло, в которое друг продолжал кутаться. Потом подумал и осторожно, стараясь не разбудить, стянул с него сапоги. Ступни у Онри были под стать рукам: тоже небольшие. Ощутив холодок, он вздрогнул во сне и подтянул колени к груди, спрятав ноги под одеялом.