– Так за вами.

– Ну и не ходил бы.

В гору, к дому, поднимались не разговаривая. Не знаю, как у других, а у меня на душе было мерзопакостно, и мысль, что это еще не конец, не давала покоя. Почему я так решила? Я понять не могла, но интуиция, словно нарыв, пульсировала и подавала тревожные сигналы в мой мозг. Озвучивать свои подозрения я побоялась. Зачем пугать друзей, может, это просто-напросто признаки паранойи.

Когда подошли к крыльцу, нас встретила Марина:

– Идите кто-нибудь на допрос. Со мной уже закончили. Начну убирать, – и она вздохнула, выразив такое чувство горечи, что сердце сжалось от жалости к ней.

– Пожалуй, я схожу, – опередила я желающих, которых не нашлось. – А вы пока тут Марине помогите.

– Да уж разберемся как-нибудь, – свела на нет мою попытку покомандовать Люда. – Иди, излей душу, освободись от грехов перед гражданином следователем.

Я, показав язык, отвернулась и поднялась по крыльцу. На веранде уже проявляла активность и желание к уборке Ирина:

– Пошла? – спросила она. – Ну с богом!

«Да что же этакое, – подумала я. – Уж не думают ли они все, что это я убила? Одна говорит: «излей душу», другая: «с Богом». С ума же сбрендить можно с такими друзьями. Честное слово!».

Разговор с Сергеем Анатольевичем прошел в спокойной дружественно-официальной обстановке. И ничего интересного, кроме знакомства и снятия отпечатков с пальцев, не содержал. Рассказывали мы с друзьями,очевидно, одно и то же, и было заметно, что следователь к концу нашего с ним диалога заскучал.

– Неужели вы совсем ничего не слышали? – пытал он меня, задавая вопрос вот уже в четвертый раз.

– С-о-о-о-о-всем, – ответила и я ему в четвертый раз, сравнявшись с ним в численном исчислении по количеству вопросов.

– Мне почему-то с трудом в это верится, – не унимался он, прищурив левый глаз и гипнотизируя меня правым.

– Ничем не могу помочь, – развела я руками. – Морфей из своего царства только утром отпустил. И что происходило ночью, мне, ваше благородие, то неведомо.

– Я гляжу, веселая вы барышня.

– О-о-о! За барышню особо спасибо, ваше полицейское величество, – я в шутливом почтении склонила голову.

С чего это я вдруг выбрала такую форму общения, я и сама себе объяснить не могла. Была у меня такая особенность характера, в случае волнения или опасности включалось в первую очередь почему-то именно чувство юмора.

– Судя по всему, совесть ваша чиста, – без стеснения уставился на меня следователь.

Я поперхнулась:

– А вы на меня думаете?!

– Работа у меня такая, на всех думать, – по-прежнему щурил левый глаз сыщик, чем стал меня порядком раздражать.

– Ну и думайте. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы было на кого вину спихнуть, – перефразировала я пословицу, буркнув себе под нос и пнув от злости ножку стола, потому что с трудом удерживалась от порыва ткнуть пальцем следователю в открытый глаз.

Стол отозвался скрипом, но от удара не подломился.

– Ну зачем же вы так, – глаза представителя власти выровнялись и уставились на меня теперь оба. – Не зря же я вас всех мучаю, мне правду хочется услышать. Истина, она ведь всего дороже.

И с чего это меня, вдруг, внезапно охватило чувство вины?

– Знаете, а вы свой номер телефона оставьте, вспомню что, сразу позвоню. А относительно истины… Я убитого увидела утром впервые, до этого никогда его живым не встречала. Плохого он мне ничего не сделал, да и я ему тоже. Не успели. Так что причин избавляться от него у меня не было. А если не верите, везите детектор лжи, скрывать мне нечего.

Вот здесь я немного слукавила. О ночных голосах и своих размышлениях по этому поводу я предпочла умолчать. Судя по тому, что Сергей Анатольевич и не настаивал на обсуждении этой информации, Ирина с Мариной тоже смолчали. Для чего мы это сделали? Сложно найти объяснение. Если только чисто женской вредностью.