Зато у меня теперь есть маленькая бордовая книжечка, в которой черным по белому написано, что это служебное удостоверение принадлежит Андрею Михайловичу Фомину, монтёру пути ПЧ-16, выдано 5.11.1982 и действительно по 31.12.1982. Фотография, правда, на правой стороне не моя, но все в один голос, и Семёныч, и Кузьмич, и Жора с Захаром, и сигналист Серёга, и даже башмачник Степан уверяют, что морда на фотке – ну, вылитый я, с десяти метров фиг различишь.

История такая же удивительная, как и невероятная.

Хотя в жизни, бывает, и не такие чудеса приключаются.

Нечто подобное в понедельник со мной как раз и произошло.

Когда после едва не случившейся катастрофы мы зашли в табельную – обычный вагончик, заставленный разнообразным оборудованием и инструментами, Семёныч сразу достал из тумбочки ксиву и сунул её мне в руки. Сказать, что я тогда удивился, значит ничего не сказать. Имя и фамилия совпадают, фото похоже, владелец документа отсутствует и, если появится, то ближе к Новому году – на такую удачу нельзя было и рассчитывать. Причем, как выяснилось, мой однофамилец и тёзка устроился на работу в ПЧ только в пятницу, на «Подмосковной» его никто практически и не видел, а до того в штабе дистанции с ним общались только кадровики.

Как оказалось, этот товарищ был дальним родственником Семёныча, родом из Омска, и его судьба в чём-то перекликалась с моей. Только не настоящей, а вымышленной, сляпанной впопыхах «на коленке».

А.М.Фомин приехал летом в Москву поступать в МИИТ, но не поступил. Домой он решил сразу не возвращаться, остался в столице и несколько месяцев пытался устроиться на какую-нибудь денежную работу. Однако, как и с экзаменами, в этом молодой человек не преуспел и, в конце концов, обратился к Семёнычу. Путеец отказывать родственнику не стал: крепкие ребята здесь были нужны. Тягать шпалы и работать лопатой на свежем воздухе – самое то для молодых и здоровых. Для немолодых, в общем-то, тоже, но то, что, в первую очередь, для здоровых – это на сто процентов.

Увы, трудовая деятельность у тёзки не задалась. Он её даже начать не успел – получил телеграмму из дома о серьёзной болезни отца и в тот же день, прямо с работы, никого не предупредив, рванул в аэропорт. И только вечером в воскресенье, уже из Омска, позвонил по межгороду бригадиру…

– Ты представляешь, Дюх, какая подляна?! Я уже и с ПДС9 договорился, и выше, чтобы этому дурню общагу выделили, поручился, что всё будет чики-чики, а он – хоп! – и слинял.

– Ну, вообще говоря, причина у него была уважительная, – заступился я за однофамильца.

– Да, знаю я, знаю, – отмахнулся Семёныч. – Просто тут дело такое. На нашу дистанцию в этом году выделили три квартиры по линии и шесть мест в общежитии. Дают в декабре. Но если этому обалдую вчинят прогулы, а потом ещё и уволят по тридцать третьей10, у нас не то что общагу, квартиры отнимут.

– И что надо сделать, чтоб не отняли?

Вопрос, безусловно, дурацкий, но не задать его было бы глупо. Инициативу должны проявить путейские, а не я.

– Что, что… – почесал путеец в затылке. – Надо сделать что-то такое, чтобы никто ничего не узнал. Ну, в смысле, чтобы там наверху ничего не узнали, а тут, на земле, мы это как-нибудь порешаем.

– И как это сделать? – включил я дурку на полную. – Человека-то нет, как без него-то?

Семёныч аж крякнул с досады.

«Ну что нынче за молодежь пошла? Ему намекают, намекают, а он…»

Эти мысли читались на его физиономии настолько отчётливо, что я еле сдержался, чтобы не расхохотаться в голос.

– Ну, ты же сейчас без работы, – помог бригадиру башмачник.

– Да. Без работы.