Талбот тем временем вернулся в расположение своей части с рапортом о продолжении отпуска еще на три недели по семейным обстоятельствам. Его командир долго не мог понять, с чего вдруг офицер, ранее не рвавшийся на гражданку, вдруг так заинтересовался мирской жизнью, но капитан Талбот в ответ на все вопросы молчал как партизан, сухо ответив, что все изложил в рапорте и добавить к нему более ничего не может, ибо это не его тайна. Отличная служба и горячее сердце капитана Талбота сделали свое дело: отпуск он получил, наравне с предложением помощи в случае ее необходимости.

Энтони Талбот очень хотел найти невесту друга.

И был готов сражаться за нее, если придется.

Но сначала – найти.

Дождливый вечер, загнавший под крыши тех обитателей Лондона, у которых они были, и под мосты тех, у кого их не было, привел в дом Генри Олтона и армию, и штаб-квартиру: пока хозяин мятежно спал, переместившись в кошмар не меньшей силы, чем прошедшая ночь, в его гостиной встретились доктор Дойл и капитан Талбот. Сидя у камина, потягивая бренди в ожидании хозяина, которого решено было разбудить, они не говорили о причине, которая послужила столь стремительному вызову доктора в Лондон: как умный человек, он понимал, что она веская, хотя и не была ему сообщена.

Мистер Дойл решил не продолжать свои упражнения в анализе этой истории, его самолюбию было достаточно того, что до сего дня он безошибочно угадывал дальнейший сюжет. Еще раньше самого мистера Олтона, доктор понял ту невероятную химию, которая возникла между Генри и его неожиданной подопечной, принесшей столько беспокойства в его дом и его жизнь. Несмотря на уверенную позицию ученого и медика самых прогрессивных взглядов, глянув на Олтона и его кузину, мистер Дойл готов был сразу поклясться, что Господь ведет каждого за руку к его счастью, а несчастья происходят лишь тогда, когда человек противится Его воле. Очень вовремя и очень кстати появилась эта милая французская кузина, так заполнившая пространство вокруг своего опекуна хлопотами о себе, что лучше и нельзя было выдумать лекарства от горя и отчаянья для человека, потерявшего всю семью. Их союз был предопределен и прекрасен, что могло испортить эту идиллию?

Мистер Олтон вошел в гостиную собранным, бледным, однако двигался очень уверенным шагом. Выглядел он как собственное привидение, но был тверд и решителен. В его жизни не было вызовов такого уровня, но тем сильнее он был разгорячен желанием вернуть из небытия того, кого потерял безвозвратно. И если с родителями это было подвластно только Господу и тот крайне редко выполнял подобные просьбы, то с его Дженет просить никого было не нужно: это было возможно руками обычного человека. Просто все происходило медленно. Очень медленно. Время теперь текло как вязкий прошлогодний мёд: не давая пошевелиться, склеивая все на своем пути.

Как только он сел, вбежавший за ним Моррисон прикатил тележку с поздним ужином джентльменам: холодный окорок, ветчина, жареная утка в яблоках и дюжина бутылок бренди. Отдав предпочтение ужину, чтобы хоть немного отблагодарить своих помощников за их рвение и способность сорваться с места и прийти на помощь в любую минуту, Генри ел мало и почти молча, пообещав доктору Дойлу все рассказать после. Талбот был напряжен, но как офицер знал о важности подкрепления сил войска. Знать бы еще, кому они объявили войну, или – кто объявил войну им? Доктор Дойл, терпеливо решив дождаться объяснений, так же взялся за вилку и нож. Бренди призывно искрился в хрустальных бокалах. Тишина звенела, нарушаемая лишь дыханием троих мужчин, в обход всех традиций, ужинающих наскоро и молча.