Граф де Леви боязливо отстранился, не ожидая такого стремительного отпора, впервые услышав в голосе дочери столько решительности и силы.
И Жюли яростно продолжила:
– Я не знаю, сколько раз мне повторить вам, что я не вещь! Я хочу быть свободной и жить самостоятельно!
Граф усмехнулся и задумчиво произнес:
– Вы еще так молоды, мадемуазель… О какой самостоятельности вы можете говорить?
– Вы знаете, что внутри меня бьется сердце старухи, но даже не это я прошу вас понять – у меня своя голова на плечах, свое мнение о любви и свободе! А вы хватаете и прячете меня, как вещь, и Луи хватает и прячет меня, как вещь! Я же человек, я живая! Мне больно!
– Не говорите мне глупостей! Вы бежали из монастыря с этим бонвиваном по доброй воле! – Граф начал вскипать; пылкая тирада Жюли не нашла в его лице ни благодарного слушателя, ни последователя излагаемых принципов, но праведный гнев оппонента подожгла, да так, что полыхнуло знатно. Ее отец рассердился не на шутку и, считая дальнейшие переговоры бессмысленными, жестко произнес: – Извольте следовать за мной!
– Голой?
Жюли была дочерью дьявола, но отец, уже давно привыкший к ее выходкам, спокойно отвернулся к стене и, глядя на карманные часы, ответил:
– Даю вам четверть часа.
Глава 1
Лошади медленно тащили карету в сторону Парижа по сумеркам. Вечер постепенно выравнивал все цвета в один серый с тысячей оттенков, и серыми становились небо, поля, пыльная дорога и сам воздух, вторя безысходности путешественников. Сидящие в карете, покачиваясь в такт этому стуку, равнодушно смотрели в окна дверец, лишь изредка нарушая молчание уже ничего не значившими для них фразами.
– Вы окончательно решили? – в тысячный раз переспрашивала Жюли, заранее зная ответ на свой вопрос. Она и не надеялась услышать что-то другое, но настойчиво повторяла и повторяла его, чтобы заполнить воздух хоть чем-то кроме безнадежности.
– Да, мадемуазель.
Граф де Леви был спокоен и собран. Истерики дочери больше не могли его рассердить: накануне сватовства этого Сен-Паля агенты его «черного кабинета» перехватили информацию о том, что́ готовится Пруссией для Франции. И как только эта расшифровка была подана императору, граф де Леви взял отпуск на несколько дней и разрешение перевезти дочь в Англию к родственникам. Император сказал ему «да».
– Вы ведете себя так, словно я ваша пленница. Вы пользуетесь своей властью так безжалостно! Общество дало вам безграничное право…
– Не премину им воспользоваться! – Надо сказать, что граф не преминул воспользоваться разрешением императора на выезд так, что, вывозя дочь, он вывозил почти все свои сбережения, которые забрал из банка и надежно спрятал в тайнике их дома на Елисейских Полях.
– И всё же это жестоко! – не сдавалась Жюли.
– Это необходимо.
– Из одной тюрьмы отец перевозит дочь в другую и считает это незаменимой услугой!
– В Англии вас как минимум не найдут! – Граф де Леви очень надеялся на это.
– Луи найдет! – победно возразила Жюли. Она знала, что так и будет, неважно даже, хотела она этого или нет.
– Ему есть о чем поговорить с начальником жандармерии Парижа, чем он сейчас и занят, – усмехнулся граф.
– Я искренне сожалею, но все усилия, и ваши и Британских островов, будут потрачены впустую!
– Всё может быть, но вам лучше будет находиться подальше от Франции.
– Когда вы прекратите решать за меня, что лучше, что хуже?
– Когда передам вас супругу у алтаря.
– О боже! Я способна сама отвечать за свои поступки… Нет, вы не человек – так поступить со своей дочерью! В вас нет отеческих чувств ко мне! – Жюли коварно перешла на упреки. Но план провалился: