– Тссс… – сказала Ольга, – Они хоть под телик засыпают, но еще не спят. В полудреме.

Я снял куртку и шапку, и мы прошли в ванну. Ольга не обнаружила у меня серьезных повреждений, кроме губы, которую смазала какой-то противной и липкой мазью, и шишки на голове.

– Солдат к службе готов, – засмеялась она, – Хотя целоваться будет затруднительно, да и с головой теперь непонятно что будет. Ничего, до дома доберешься.

Мы вышли в прихожую, я прислонился к стенке.

– Тебе что плохо? – заволновалась она, – Что? Голова кружится?

– Не знаю, но стакан чая не помешает.

– Ох, что с тобой делать, иди в комнату. Будет тебе чай, – Ольга приоткрыла дверь комнаты, – Прячься здесь.

Я нырнул в комнату. Ольга зашла через пару минут, неся на блюдечке чашку дымящегося чая. Я сидел на диванчике в полутьме, постепенно глаза стали привыкать и я стал видеть силуэты какого-то шкафчика, стола, полок.

– Что свет не включаешь? Хотя правильно, конспирация, – Ольга слегка хихикнула, – Смотри, я тебе столик пододвигаю, здесь чай.

– Ага, – я взял чашку и глотнул, и сразу поперхнулся. Чай обжег язык. Не люблю горячего. Да и рассеченная губа дала о себе знать, – Секунду. Посижу, пусть остынет. Иди ко мне.

– Иду, – Ольга села рядом и я с какой-то обреченностью начал целовать ее. Губа болела, но другие чувства заглушали эту боль. Она сначала молча уклонялась, а потом начала отвечать и я, проигнорировав молнию, стал через голову стягивать с нее куртку от спортивного костюма. А потом… ну, как в фильмах, начали целоваться, а потом и все остальное случилось. Так произошло и у нас. А я сначала боялся, что ничего не случится, потом что не получится у меня, но все произошло, и я изнеможенно упал на диван. Потом попытался поцеловать ее, но Ольга выскочила и убежала, судя по всему, в ванную. Вернулась через пару минут.

– Иди, – сказала она, не смотря на меня.

– Да? А чай?

– А что, без чая никак? Потом попьешь.

– А поговорить?

– Слушай, иди уж. Обязательно поговорим, не сейчас.

– Ладно.

Я встал, оделся и вышел в прихожую.

– Пока, – сказала она, все так же, не глядя меня.– Можешь поцеловать. Сюда, – Ольга ткнула пальцем себе в щеку. Я также ткнулся туда губами и выбежал из квартиры.

На улице было холодно и неуютно, снег прекратился. Начала болеть голова, и мозги никак не могли собраться в кучку. В такой прострации я и добрел до дома. В голове была пустота, и головная боль занимала маленьким комочком небольшую ее часть. Где-то слева и сверху.

Маман окликнула меня из глубины квартиры. Сама, к счастью, не появилась.

– Да, да, это я. И не поздно, – откликнулся я.

– Не поздно? Еще бы минут двадцать и я бы начала серьезно волноваться.

Ага, и звонить по больницам и моргам.

– Нет повода, – сказал я и скрылся в ванной. Из зеркала на меня смотрело лицо с синяками под глазами и со страдальческой складкой возле рта. Зато рассечение на губе было почти не заметно. В любом случае, лицо не было похоже на лицо счастливого человека. Что ж, спишем это на усталость. А я и, правда, вымотался. Прогулка по морозцу, потасовка с гоблинами, секс с прекрасной молодой девушкой – не много ли приключений для немолодого тридцатитрехлетнего человека?

Я вышел из ванной, быстро нырнул к себе в комнату, разделся и нырнул в кровать. Заснул я практически мгновенно.

Утро пришло тяжело. Из-за штор не пробивалось ничего похожего на свет. Вернее, свет-то уже за окном был, рассвело, но день обещал быть пасмурным. Впрочем, зима. Чего уж хорошего ждать. Маман уже ушла, я понял это по тишине, стоявшей в квартире. Я с трудом выбрался из-под теплого одеяла и пошел приводить себя в порядок. В ванной осмотрелся. Ну, ничего так. Лучше, чем вчера. Разбитая губа почти не беспокоила. Под волосами прощупывалась шишка. Но если не трогать – не болит.