– А я думал, что буддисты с собой в дорогу берут? – начал было Саня.

– Да что ты заладил! – не выдержал Анжил. – Русский я вообще, по отцу! Буддисты! Ты на себя посмотри – настоящий татарин!

– Ага, – кивнул Саня, совершенно не обидевшись. – Мой батя – татарин, что не помешало ему от нас уйти. Бросить мою мать. Ты не обижайся, мне просто про буддистов интересно. Про нирвану, про карму. Я, может, хочу стать буддистом.

– А с чего ты взял, что я буддист? – как-то странно взглянул на Саню Анжил. – Я мусульманин! Твой отец, к примеру, тоже мусульманин?

– Да откуда мне знать? Я отца не видел уже лет десять. Мать сейчас в церковь начала ходить, по праздникам. В обычную, в православную. А отец… Может, он теперь поклоняется какому-нибудь культу Вуду, – скорчил Саня страшную «физиономию».

– Не клевещи на отца, – притронулась к руке Сани Вера Ивановна.

– Да ладно. Я же не со зла, – улыбнулся Саня. – Конечно, хотелось бы с отцом поговорить. Что он, да как. Да только… ищи-свищи. Алиментов даже не платит. Может, его уже и на свете нет.

– Всё понятно, – пожал плечами Анжил. – А то заладил, как попугай: «буддист, нирвана.». Только мусульманство – религия истинная. Нет Бога, кроме Аллаха! Понял? «Аллах акбар» – «Бог – велик». Понял, нет?

Али-Анжил вытащил из кармана чётки.

– Вот, смотри. Это называется «суббах», по-арабски. И вообще, меня зовут Али. Это у меня старое имя по привычке вылетело. В поезде не могу я творить намаз, а чётки – вот они. Молиться по ним я могу.

– Что уж не понять, – кивнул Саня. – Чего ты злишься? Я ж не знал! Акбар, так акбар. Молись, на здоровье. Я вот – никому не молюсь. И что?

– Да один бог, только верят все по-разному, – примирительно произнёс Коля. – Какая разница – Аллах, Будда.

– Так говорят все неверные. Гяуры так говорят!

Али даже опустил на колени руки, держащие хлеб и мясо. Эта фраза его возмутила!

– Гяуры!

Глава 12

– Кто, кто? – не понял Саня.

– Неверные. Те, кто Аллаха не признаёт и Магомеда, пророка его. Салляллаху аляйхи васаллям[7].

– А сам-то ты давно стал мусульманином? – глянула в корень Вера Ивановна.

– Полгода, – ответил Али-Анжил. – Чуть больше. Ну, и что?

Над столом нависло молчание. Не то, чтобы тревожное, не то, чтобы стеснительное. Нет. Такое… Какое-то…

Просто всем сидящим требовалось обдумать слова Али-Анжила. Молчание снова прервала Вера Ивановна.

– Ладно, – кивнула она. – Про мусульманство мы поняли. А что ты вообще… по жизни делаешь? Работаешь, учишься?

– Выучился уже, – ответил Али-Анжил. – Электротехнический техникум закончил. Электрик я.

– Где работаешь? – поинтересовался Коля.

Али-Анжил отвечал как-то «с оттяжкой». Славно бы раздумывал: отвечать, не отвечать. Что отвечать и зачем.

Вера Ивановна поглядела на Али-Анжила ещё раз и вдруг подумала о том, что ей, почему-то, до рези в глазах хочется читать Иисусову молитву.

«Господи Иисусе Христе, помилуй меня грешную!» – начала она. Про себя.

Не являлась скромная учительница продвинутой в делах духовных. Прочла молитву несколько раз и быстро сбилась. Тут ещё и завтрак продолжался, проводница сновала туда-сюда, пассажиры двигались по проходу. Превратилась её молитва Иисусова в один вздох: «Господи помилуй!»

Но вздох этот не покидал пожилой учительницы. И на том спасибо…

– Работаешь где? – переспросил Коля.

– Не работаю… пока, – с трудом выговорил Али-Анжил. – Поработал немного на стройке, электрику тянул. Платят копейки. Ну, типа. Да ещё обсчитали.

– Да, платят нашему брату неважнецки. Не любит хозяин платить, – согласился Коля. – Развели капитализм. А что, на заработки?

– Ага, на заработки, – вроде бы как даже обрадовался Али-Анжил. – Говорят, в Москве много платят. Если найти место. Аты?