«ты должен знать всё о человеческом организме»;

«Богдасар, ты сын врача, ты будешь врачом!»;

Но наш Богдасар уникум, для себя он решил по-другому. В возрасте пятнадцати лет самостоятельно написал прощение и отнёс его в реестр, конечно же, его отправили домой, а вечером мать клокотала пунцовая от гнева. Отцу устроили взбучку на работе и даже вызвали на собрание в реестр.

– Я буду астронавтом! – Гордо заявил брат и его не волновали материнские вопли, или отцовские грустные пристыженные вздохи, что он не эталон для своего сына.

– Твой отец, врач и ты будешь врачом, – упорствовала наша мать.

– Его прадед был лётчиком, а дед должен был стать астронавтом, он каждую неделю на протяжении двадцати лет поднимался на землю. А потом и вовсе работал испытателем на авиастроительном полигоне. – Поддержала бабушка Марта. Это был единственный раз, когда всегда спокойная бабушка Марта так бойко выступила.

– Мама?

– Он может продолжить дело деда, реестр подобное разрешает! – Богдасар прыгал, почти касаясь головой каменного потолка, а наследующий день отправился с бабушкой Мартой в реестр. А через месяц пришло уведомление, что он зачислен в корпус механиков-строителей, чем и гордится, по сей день.

– Третья, помоги мне посуду оттереть. – Бабушка Лиз настойчиво требовала моего участия, собирая пластиковую посуду, точно из такого же материала что и наш обеденный белый стол.

Внутри что-то сжалось.

Мы собрали испачканную посуду, погрузили в объёмный тёмно-серый таз на кухне, немного налили воды и принялись оттирать остатки желе и овощей от тарелок.

– Третья? – Я молча ожидая подвоха. – А кто привёз тебя домой? – Едва прошептала она, так чтобы никто не слышал.

– Мне стало плохо, – сбивчиво начала я, но с бабушкой Лиз так нельзя. Она не только эталон женственности и красоты, но и мудрейший человек из всех, кого я знаю. Будучи ребёнком, я даже верила, что она умеет читать мысли. Выдохнув, всё же решила сознаться, – Я чуть не попала под вездеход. Так торопилась домой, чтобы успеть до прихода Маргаритки, что чуть не попала…

– Третья! – Почти зашипела она. – Ты понимаешь…

– Да, да… Я буду очень осторожной.

– Ты могла погибнуть. Третья, ты…

– Я знаю. – Голос дрогнул пережитыми эмоциями, слёзы снова подступили к глазам.

– О, девочка моя, – вдруг пролепетала бабушка Лиз. – Гормоны-то плещут.

Я была ошарашена её словами, так и застыла, смотря глаза в глаза.

– Взрослеешь. – Улыбались её ярко-голубые глаза.

– Нет, это просто эмоции. Это…

– Эти эмоции из-за того, что ты становишься девушкой. Тебе уже скоро восемнадцать. Ох, как быстро летит время в этом сером подземелье. – Она усиленно тёрла тарелку.

– Я просто переволновалась, я видела управителя сегодня. – Выпалила, хотя чётко решила никому не говорить ни о нём, ни о Марсе Нарышкином.

Глаза бабушки Лиз вспыхнули почти огнём, она смотрела на меня пронизывающе.

– Главный управитель. – Повторила она, я смотрела в её яркие голубые глаза с опушкой темных ресниц.

– Бабушка Лиз, а правда, что у людей, родившихся на поверхности у всех яркие глаза? Как у тебя?

– Правда. – Буркнула она, уперев взгляд в оттираемую тарелку.

– У него глаза, как у тебя, он тоже родился на поверхности?

– Тоже.

– Но он такой… Молодой – подбирала я слова, чтобы не обидеть бабушку.

– Молодой. – Засмеялась она, – а кряхтит, как старик.

Наш разговор прервали. Папа вкатил на кухню бабушку Марту, дочь Лиз, хотя выглядели они, словно их родство перепутали местами, и Марта была скорее не дочерью, а матерью Лиз. Сейчас даже моя мать выглядела старше само́й Лиз.

– Мама, дай мне пить. – Прохрипела бабушка Марта.