Пока бабушка Лиз наливала воду в стакан, я сравнивала их лица, не удержавшись от вопроса:

– Значит, люди, рождённые на поверхности, выглядят всегда моложе, чем те, кто родился в нашем мире?

– Третья к чему такие рассуждения? – Прервала меня бабушка Марта.

– Наша детка уже любовь крутит. – Иронично усмехнулась бабушка Лиз, откинув прядь рыжевато-золотистых волос на затылок.

– Я не кручу…

– Третья, это ж неплохо. Любить это прекрасно. – Прервала меня бабушка Марта, едва держа стакан с водой.

– Но не на вездеходах разъезжать с подкупольниками. – Она очень не любила жителей купола, именуя их не иначе как «подкупольники».

– На вездеходах? – Бабушка Марта прижала руку к груди. – Мам, а может, и неплохо. Может она…

– Марта, – рявкнула бабушка Лиз, – не хочу слышать. – И ещё усердней принялась тереть тарелку.

– Может, её ждёт другая жизнь, посмотри на нас, мы же муравьи. А там…

– Марта, – почти по слогам повторила бабушка Лиз.

– А если полюбит? Ты ж ради любви всё бросила. Любила же отца.

– Ох и несносной старухой ты стала Марта, – бабушка Лиз не поднимала глаза.

– Мама, – улыбнулась бабушка Марта, – Третья особенная. Она с самого рождения другая. Она же на тебя похожа, даже больше, чем я, она словно твоя копия. Это говорила даже… – и бабушка Марта закашлялась.

Пока я бегала за баллоном, бабушка Лиз держала её за руку, успокаивая? «Дыши аккуратно, мелкими вдохами. Вдох».

Бабушка Марта, подышала кислородом из баллона и почти стала засыпа́ть, с ней всегда так происходило после приступа.

– А кто твоя? – Упёрлась взглядом в бабушку Лиз. Наши одинаково синие глаза пересеклись, мне было невыносимо и почти страшно, но я не отводила глаз.

– Неважно. Всё хорошо Марта, всех хорошо. – И она укатила бабушку в их спальню.

Практически вся посуда уже бала оттёртой, оставалось только ещё раз промыть чистой водой и сложить в полиэфирные конверты, чтобы они не покрывались пылью.

– Третья. – Бабушка Лиз села на низкий табурет, взяв меня за руки, и посмотрела мне прямо в глаза. – В этом мире не так много хорошего, а точнее, ничего уже хорошего не осталось, но, если полюбишь, люби.

– Я нет… нет. Я не влюбилась. – Она расхохоталась, поцеловав мою руку. – Бабушка.

После того как семья сестры поселилась у нас, заняв мою комнату, меня переселили к бабушкам, мы стали больше общаться и, конечно, мы с ними стали ближе. Лишь в выходной шла спать на кухню, чтобы они не будили меня рано утром своим радио.

В этот вечер мы допоздна сидели на кухне, и пили чай с травами. Наша Ясмин была почвоведом, как и мама и даже превзошла её в этом. Сестра, имея доступ к хранившимся разных молекул, жидкостей, семян, в криогенной заморозке. То есть всего того, что может понадобиться человечеству в будущем на новой планете. При помощи биологической модификации ей удалось выращивать редкие, давно утраченные растения. Как-то в день бабушки Лиз, она принесла капсулу с сильно пахнувшей травой, а бабушка воскликнула:

– Мята? Мята! Ясмина, где ты её раздобыла? Мята! Я так любила чай с мятой и мятные пастилки.

Оказался, это был заговор бабушки Марты с внучкой. Марта заблаговременно попросила её вырастить немного мяты, разморозив всего одно семя, тогда ещё начинающей лаборантке – почвоведу удалось вырастить за полгода целый куст в небольшом стаканчике. Мне казалось, я впервые видела бабушку Лиз такой довольной, а под вечер она даже танцевала с моим папой, которого всегда попросту игнорировала.

В тот вечер бабушка Лиз достала свою заветную жестяную коробку, мы пили, как она выражалась: «настоящий чай, а не этот подземный суррогат».