На ум пришла книга с иллюстрациями. Странно, ведь делась же она куда-то.

– Ты действительно веришь, что меня воспитывали в одном из этих… сообществ? – с недоверием оценивая вариант, покачала головой Полина.

Стахий засунул в рот ложку и заговорил с набитым ртом:

– Я пытаюш найти рациональный вариант.

У Полины до сих пор были иные представления о рациональности. Она потрогала кончиком ложки хлопья в молоке, наблюдая, как они медленно раскисают.

– Объяснения ищут, когда что-то не состыковывается. Со мной что-то не так?

Девушка требовательно искала ответ в его лице, но глаза старика смотрели в тарелку.

– Некоторые навыки требуют лет тренировки, – сказав это, он замолчал, забыв про еду и слегка улыбаясь, пристально вглядываясь в её лицо.

– Я говорил, что ты талантлива, – продолжил старец, – даже сказал как-то, что талантливей меня. Я несколько самолюбив, но мне было приятно тебе польстить. Благодаря своему положению я могу не утруждать себя обучением неопытных адептов, но зато когда я всё же решаю заняться этим, я выбираю лучших из лучших. Я обучал Прохора, обучал Игоря…. Ты знаешь его, он неравнодушен к твоей подруге. Бесконечные тренировки с четырёх лет, и вот теперь они те, кто они есть. Никто, кроме меня не посмеет назвать их бездарями, а я, не отрицаю, делал это часто и до сих пор иногда могу не выдержать. Ты не была сильнее их, когда оказалась здесь. Я передал тебя Захару, руководствуясь тем, что он врач и куда терпеливей меня обращается с учениками. Однако Захару пришлось бороться с удивлением. Он не показывал пример, просто говорил, что делать, и ты делала. Я верю в чудеса, но до определённой степени – то, что ты делаешь, ты делаешь не в первый раз. Тебя учили, ты тренировалась, раз за разом повторяла каждое движение, уже отшлифованное, до бесконечности, пока оно не отпечатается на подкорке, – он указал пальцем на свой висок.

Полине было не по себе от его резко посуровевшего взгляда.

– Ты не задумываешься над тем, как что-то надо делать, навыки закреплены до рефлекса, инстинкта. Но в то же время я вижу, что тебя не доучили. Ты на уровне опытного адепта, когда речь идёт о мощи и приёмах, но ты не умеешь сдерживать себя. Твоя сила разбужена, но, когда доходит до дела, это скорее она контролирует тебя, чем ты её. Ты не знаешь, в какой момент она завладеет тобой, и не хочешь ей сопротивляться. Мне пришлось вмешаться в твоё обучение. И я чувствовал, как ты злишься глубоко внутри, паникуешь… Мы сделали твои занятия наиболее безобидными, чтобы не освежать твою память… Скажи мне сейчас, что у тебя на уме? Не прислали ли тебя, чтобы причинить кому-то зло?

Сердце бухнуло о рёбра. С его ударом Полина вдруг вспомнила, как 8 июля чужая воля двигала ей, вспомнила, как её мучило осознание этого, как она нервничала, пыталась оповестить кого-то и какой ответ получила, вспомнила, как привязала себя к кровати, а потом в какой-то момент воспоминания о контроле стёрлись. Не забылись, а исчезли.

Полина напугано смотрела на строгое лицо напротив, сверлящее пронзительными глазами:

– Нет. Я никому не хочу зла.

БУХ.

Девушка вспомнила, что нужно дышать.

БУХ.

Воздух с едва уловимым хрипом наполнил лёгкие. Кровь стучала в ушах. Частые удары перемежались с оглушительным сердцем.

Бух-бух-бух-БУХ-бух-бух-бух-БУХ-бух-бух-бух-БУХ…

– Ты нестабильна, – Стахий холодно смотрел ей в глаза, – но варианта нет.

Сказав это, он резко встал и вышел из кухни.

Полина заморожено застыла, не донеся ложку до рта. Рука занемела навесу. Девушка опустила её, потеряв аппетит.

Ветер свирепо ломился внутрь, угрожая выбить стекло. Он выл, почти рычал. Полина зажала уши ладонями, уперев глаза в стол.