– Так что ты вспомнила? – спросил о главном Андрей.

– Ничего из прежней жизни, пустота какая-то, – равнодушно произнесла Полина. – А этот человек, которого все ищут – его ваш Маг узнал – стоял там, пока я корчилась. Наблюдал, что сделал.

– Он – не человек, а Маг – не наш, – мягко, но твёрдо исправил Андрей. – Я к Стахию, расскажу, что творит Маг…

Июнь, 24

Ясно и душно, но не радует. На небе ни облачка, и само оно прелое, не голубое, а серо-сиреневое, тень только под крышами и навесами, стоять близко к другим людям не хочется. Под козырьком остановки торчит какой-то кислый хмырь, одетый не по погоде. От остановки лавирует горстка пассажиров, покинувших томное нутро автобуса. Шеренга пешеходов торопливо минует переход через проспект. Один мужчина затормозил на месте. Стоит, стоит, стоит – не остаётся сомнений, он никуда и не собирался. Светловолосый, голубоглазый, черты лица рубленные, выражение напряжённое. Движения скованные, будто хочет что-то сделать, но сдерживает себя – перейти дорогу? Ему будто не комфортно подставлять светлый череп солнцу, накинуть бы капюшон, но высокая крепкая фигура в капюшоне сразу привлекает к себе подозрения интенсивного людского потока.

Холодные глаза с редкими перерывами смотрят на маленький переход на противоположной стороне проспекта. Люди равнодушно минуют его, как на зелёный, так и на красный. Все авто замедляются на узком перешейке, без претензий пропускают людей, за день клаксоны взрываются не чаще пары раз, а пешеходы игнорируют красный много больше…

Помигивая аварийками, мимо сурового блондина проезжает вишнёвая угловатая девятка. Движения кажутся неторопливыми, основательными, но уже через неполную минуту машина трогается с места, прихватив пассажира.

За рулём тоже блондин, похожий на уже знакомого и непохожий одновременно. Высокий, более худощавый, младше по возрасту, с уверенными скупыми манерами. Разговор начинается без вступлений:

– Случилось. Маг отзовёт в любую минуту, возражений слушать не станет, – движения глаз за тёмными очками можно разобрать только по светлым бровям. – Ускоряйтесь… но… днём я бы здесь время не тратил…

Удаляющуюся по проспекту девятку провожает взглядом хмырь из-под козырька остановки, прежде чем отвернуться и со вздохом впериться взглядом в коротенький переход, на котором продолжали равнодушно нарушать.

Июнь, 25

Не хватало фаланги безымянного пальца на правой руке, и новая кожа была тонкой, нежной, бесцветной. Осталось много свежих шрамов, их красные полосы со временем высохнут, обсыпятся бордовыми кусочками и останутся еле различимые белые следы, в отличие от ожогов, которые быстро не уйдут. Им потребуется время, может быть, вся жизнь…

У поднятой по винтовой лестнице на руках Полины кружилась голова, когда её уложили на застеленную просторную жестковатую кровать и накрыли так, поверх махровой простыни, ещё чуть влажной, одеялом и покрывалом. Полина засыпала, успела только заметить фонтанчик, бьющий из стены и падающий в отверстие в полу, лицо Андрея, разглядывающего её без смущения, и мягкую улыбку Сафико, шёпотом желающей спокойной ночи.

Бинтов больше не было, но воспоминания об их жарких и влажных от медицинских гелей объятиях остались. Ночной сон одолевали фантомы. Чесалось. Чтобы унять зуд, достаточно было шелохнуться и содрать заскорузлым саркофагом верхний слой кожи. Зуд обрывался, за моментом блаженства следовала расплата. В глазах темнело от боли и на исходе темноты чесалось снова. За автобиографическими фантомами следовали подсознательные ужасы. Кусачие неостановимые насекомые: летающие, мельтешащие, ползающие, прыгающие. Вопреки полной вынужденной неподвижности тела с вовремя предотвращёнными пролежнями, сны регулярно оказывались наполненными движением. Движением от насекомых. Путь прокладывался по прямой, по неизобилующему препятствиями ландшафту, приглушённо песочно-зелёно-салатово-сиреневому, как выгоревшая или выцветшая от времени картинка на форзаце книги.