– Странно, правда? – сказала она тихо, нарушив долгое молчание, нарушаемое лишь нашими шагами и отдаленным гулом ночного города. – Когда он был здесь, он часто казался… далеким. Вечно погруженный в свои теории, в свои миры. Иногда я смотрела на него и думала: он вообще здесь, со мной, или витает где-то в своих мультивселенных? А теперь, когда его нет… он повсюду. В каждом скрипе половицы, в каждой тени, в каждом телефонном звонке.

Я понимал, о чем она. Это было похоже на фантомную боль – конечности нет, но она болит, напоминает о себе постоянно. Октав исчез, но его «след», как выразился бы какой-нибудь философ-постструктуралист, отпечатался на всем, к чему он прикасался, на всех, кого он знал. И этот след был не просто пассивным отпечатком. Он был активен. Он вибрировал. Он притягивал… что-то. То, что говорило о трещинах из телефонной трубки.

– Это как в тех его теориях… – пробормотал я, пытаясь ухватить ускользающую мысль. – Он читал какого-то француза… Деррида? Что-то про то, что смысл рождается не из присутствия, а из отсутствия, из различия. Что слово «собака» означает «собаку» только потому, что оно не «кошка» и не «стол».

Кори кивнула.

– Да, он постоянно цитировал его. Говорил, что реальность – это текст, полный стираний и отсылок к тому, чего нет. Что «присутствие» – это иллюзия, создаваемая игрой отсутствий. – Она усмехнулась горько. – Кажется, он сам решил стать таким вот «отсутствием», чтобы доказать свою теорию. Стер себя из текста нашей жизни.

– Но стирание оставило дыру, – добавил я. – И теперь через эту дыру лезет что-то еще. Что-то, что использует его отсутствие как… портал? Как точку входа?

Эта мысль была пугающей. Что если Октав, пытаясь деконструировать реальность, сам стал инструментом для чего-то, что хотело войти в наш мир? Что если его исчезновение было не просто уходом, а… открытием двери? И теперь эта дверь осталась незапертой, и сквозь нее просачивается холод, статика и шепот из ниоткуда. Мы шли мимо темных витрин магазинов. В одной из них, в отражении стекла, я на мгновение увидел три фигуры вместо двух. Третья – высокая, неясная тень – шла чуть позади нас. Я резко обернулся. Улица была пуста. Лишь ветер гонял по тротуару опавшие листья и обрывки бумаги. Наваждение. Снова. Или нет? Может быть, тень Октава – его активное отсутствие – действительно следовала за нами? Не как призрак, а как… поле? Искажение реальности, которое мы несем с собой?

– Он всегда хотел быть больше, чем просто человеком, – сказала Кори, словно прочитав мои мысли. – Хотел стать идеей. Мифом. Может, у него получилось? Только цена оказалась слишком высокой. И платить приходится нам.

Мы подошли к вокзалу. Старое здание из темного кирпича, гулкое и пустынное в этот поздний час. Несколько сонных фигур дремали на скамейках. Расписание поездов на большом табло светилось неясными названиями станций, похожих на заклинания. Мы купили билеты на ближайший поезд, идущий примерно в нужном нам направлении. Куда именно приведут координаты Октава, мы не знали. Но это было уже не важно. Главное – уехать из этого города, от бара, от телефона, от ощущения присутствия того, кого нет. Хотя я все больше подозревал, что от этого нельзя уехать. Что отсутствие Октава теперь – часть нас. Часть мира. И оно будет преследовать нас, куда бы мы ни отправились. Оно стало тем самым слоном в комнате, который не просто занимает место, а ломает мебель и стены. И мы только что решили поехать прямо в его клетку – в заброшенную лабораторию, где он, возможно, и открыл свою трещину. Гениальный план.