…Тётка плечами подёргивает, носом шмыгает чуть-чуть…
Я вздыхаю, не зная, как поступать в таком случае. Женщина старше меня лет на десять, если не больше, а я стою, такой, рядом, придурок. Обидел.
– Вероника Васильевна… Вы…
Та руки опускает, всё лицо мокрое. Передничком носик вытерла, сглатывает:
– Ни чего, Лёш… Ни чё…
Я перебиваю, потому что она пытается уйти с кухни:
– Извините, Вероника Васильевна, я…, – даже за плечо аккуратно придерживаю, – там этот… как его… не втыкался, и я…
– Ни чего, Лёш… Ни чего… Вот, возьмите.
Легко освободившись от меня, суёт мне пару бумажек, садится на стул, руки на колени складывает и смотрит в сторону.
– Спасибо, – собираю бесшумно инструмент, обуваюсь в коридоре.
Останавливаюсь перед тем, как выйти:
– До свидания, Вероника Васильевна. Извините ещё раз.
Женщина смотрит в ту же точку, чуть помолчав, вздыхает:
– Меня давно уже никто «заразой» не ругал…, – опять затряслись плечи, не в силах сдержать плач, закрывает передником лицо,… и рыдает в полный голос, – Так… прия-ятно-о…
Отвернулась, замахала мне рукой – «уходите-уходите»…
И я ушёл.
…Снизу нашёл её окно. Помахал в ответ. Улыбается, головой качает, извиняясь, ругает себя, дурёху…
Мастерство
– Ты вот говоришь – мастерство… А чего это такое – мастерство? Мастерство бывает разным. Ты вот написать умеешь, аж скулы сведёт. Это мастерство. Рассказать уметь нужно. Мы вот с тобой одно и то же рассказывать будем, а получится по-разному. А почему? Потому что ты владеешь этим даром – рассказывать. Понимаешь?
Я покряхтел для приличия:
– Ну, э…
Серёга подождал, что я скажу, не дождался и налил в рюмки:
– Да. Именно так и есть. Честно скажу – читать не люблю. Читаю крайне редко. Я больше телек смотрю. Да и читать-то особо нечего. Раньше как-то люди читали. А сейчас и некогда и… Кто сейчас читает? Да ни кто!
– Ну, почему?.. Читают люди…
– Да ни фига!.. Век сейчас такой… Скоростной. Всё нужно по-быстрому. И читать особо некогда. А ты пишешь неплохо. И самое главное – коротко.
Я и не думаю краснеть. Серёга мужик простой и с ним говорить просто. Жгучий армянин с необычным для их народа именем разговаривает громко и с расстановкой. Поговорить любит, но с дураками беседовать не будет, и мне это льстит.
– Ты вот пишешь-пишешь, а читатель это читает, и даже не подозревает, какую подлянку ему там подготовил, – смеётся, – Это называется власть!.. Ха-ха!, – радуется своей находке, – Что хочешь сделаешь с читателем. Захочешь – плакать заставишь, а захочешь – такой страх напустишь, что жутко станет. Ха-ха-ха!.. Давай!
Выпиваем, закусываем.
Армяне народ хлебосольный. А за столом их хлебом не корми – дай пофилософствовать.
Сидим, разговоры разговариваем.
Я знаю, чего-то он мне притащил.
Из далека начинает.
– Ты вот чего напиши, если хочешь. Как-то я был свидетелем одного происшествия. Дело давнее, и подзабыл уже, а… У тебя получится, мне кажется. Может и не интересно кому… Но… Для меня напиши.
Я хотел было ответить дежурным, типа, «да ни вопрос», а Серёга давай рассказывать и я слушаю его.
…Работал Серёга в одной конторе. Приехал после армии, устроился на какое-то производство, и приходилось ему трудиться на большой территории лесозаготовительной фабрики. График работы был мудрёный – сутки, через двое, плюс ночной-отсыпной. Короче говоря, то пару дней работает по-обычному, то в вечернюю смену идёт до утра, то вообще на сутки пропадает. Интересно, но непривычно сначала. И приходится то из города ехать служебным автобусом, то самому добираться. И были такие дни, когда Серёга вместе с десятком таких же сослуживцев под ночь ехал с работы домой. А контора их далеко за городом. У чёрта на куличиках. Пустынная трасса уходит в темноту гирляндой фонарей. Не видно ни черта. В километре мерцают огоньки маленького посёлка. Остановка в ста метрах от забора. Темень и ветер. Тоска зелёная.