«Словно космос… Каждая пылинка так подсвечивается в нем, будто ряд крохотных астероидов где-то на краю Вселенной. Обычная дверь кабинета скрывает за собой почти другой мир, чтобы такие люди, как Рома, могли приходить сюда и постигать искусство…»
− О чем задумалась?
− Об этом месте. О жизни. Понятия не имею, что делаю в киновузе. Я никогда и не думала становиться дизайнером. Просто знала, что должна быть здесь, вот и все. Это мое место, моя атмосфера. Я так давно хотела быть среди таких людей, как ты, как Даша. Она вроде шутит так же, как девчонки в моей бывшей школе, вроде ничем не отличается, а я чувствую в ней что-то свое, что-то совершенно особенное. Как и в каждом, кто был в том зале, понимаешь?
Рома перестал настраивать аппаратуру. Поднявшись с колен, он глубоко вздохнул и подошел к ней.
− Понимаю. Но это сначала все кажется таким славным, а потом учеба будет отнимать все время, так что нужно понимать, для чего ты здесь. Ты хочешь быть дизайнером? − спросил он после короткой паузы.
Таня медленно пожала плечами. Она все следила за серебристым лучом, размышляя, как запечатлела бы его на бумаге. Как отринула бы от себя все лишнее и вняла ему. Его свечению, протяженности, сути. К ней тут же пришла мысль, почему она здесь.
− Я не знаю, кем буду, но творить мне нравится. Как картины, так и одежду, украшения. Ничего не напрасно, когда выбираешь сердцем.
Рома улыбнулся и показал ей на табурет. Таня аккуратно села на его край и посмотрела в камеру. Большие глаза с невинностью Сикстинской Мадонны отразились в объективе. Свет выделял веснушки у щек и передние пряди волос. Они искрились бронзовым отливом.
Роме не пришлось подсказывать ей позы. Даже когда Таня слегка меняла наклон головы или отводила взгляд в сторону, получался совсем другой кадр.
Он ничего не говорил ей. Просто смотрел, как отбрасывают на лицо тень ее длинные ресницы. Если она хлопала ими, то всегда по многу раз, а потом долго не закрывала глаза. Позволяла насладиться переливами радужки, оттенками опавшей листвы под лучами солнца.
Таня не старалась позировать. Уголки ее губ были приподняты вверх, но иногда Рома смотрел на нее слишком пристально, и они образовывали самую нежную улыбку. Складки у век, ямочки на щеках превращали ее в ангела. Невинного ребенка, с трепетом ценившего каждый миг этой жизни.
− А ты почему поступил на режиссера?
Он резко оторвал от камеры взгляд. То, что читалось в нем, разъяснений уже не требовало.
− Хочу в Европу. Снимать там авторское кино и сказать им что-то людям.
− Например?
Склонив голову набок, Рома глубоко вздохнул. Все в нем как-то вытянулось – под воротником показались ключицы, на шее больше не виднелся кадык. Он стал выше. Все тело отражало его внутренние стремления, так и светясь антуражем «Странника над морем тумана».
− Например, про те редкие случаи, когда любовь – не просто совпадение жизненных целей партнеров, их требований друг к другу, не просто комбинация химических веществ, удачно вставших в формулу притяжения.
Рома немного осекся под Таниным взглядом. Большие глаза жадно требовали продолжения, но, в то же время, опасались его.
− Все говорят, что по-другому не бывает, − произнесла она, медленно облизнув нижнюю губу. С таким смаком, будто ее только что поцеловал человек, посланный ей судьбою.
Поднявшись с табурета, Таня отошла к стене. Засмотрелась на серебристый свет ламп, на тот самый космос из пыли. Ведь даже в ней есть отблеск вселенского порядка, высшего смысла, но какого?
Сама не заметив того, Таня скатилась по стенке к полу. Рома сел рядом с ней. Было тихо, и отголоски с концертного зала, слаженные аплодисменты и крики подсвечивали вопросы внутри, бесконечную жажду их творческой сути.