– Ага, – закичился тот, – испарилось… Эту баню, – горделиво махнул он рукой на тёмные стены, – строили, когда ещё помнили, как строить… по старинке, – значимо выделил парень.

– Ну-ну, – саркастично ощерился Станислав. – Типа, раньше и брёвна были крепче и мастера ловчее…

– А то ж нет?

– Чего ж тогда твои бравые предки бетон не лили?

Казакин завис на мгновение, а Шевчук ещё более расплылся в издевательской ухмылке.

– А потому что не надо было! – отрубил он, наконец. – Дерево – самый лучший материал, чистый, его и выбирали.

– Да ни черта они не выбирали, – раздражённо отвечал Станислав. – Что было под рукой, из того и строили. – Он, зачерпнув из кадки колодезной воды, плеснул на толстокожую бочину котла, от чего тот зашипел, как старый экспресс, насытив комнату горячим паром. – Понапридумывал себе… технологии древних русов. Что тогда, что сейчас, Женёк, лепят из того, что есть… Чем бедны, тем и родны.

Возникла пауза, воспользовавшись которой Шаламов снова спросил:

– К слову… о том, что есть… чего у вас там есть-то?

Евгений кичливо ухмыльнулся, смерив младшего хитрой миной.

– Планта́рь2, короче, мы нашли, – начал он.

– Угу, – иронично кивнул Станислав, особенно выделив следующее слово, – «мы».

– Да ты! Ты! Ты нашёл! – поправился рассказчик.

– На сенокос с батей гоняли, – перебил его Шевчук, стирая влагу, набегавшую в глаза, – я его приметил. Походу, кто-то сажал в своё время, она семена кинула, но не ослабла.

– Мы её всё лето на железке3 шаби́ли4, – продолжил Евгений, – пару раз городских угостили, и гусь один взять захотел.

– Корабль5 загнали, – закончил Станислав.

– В тамбуре, пока собака6 стояла, – с гордостью добавил Казакин, – что бы не повязали. Это я придумал.

– Будет нужно, они тебя в этом тамбуре и скрутят, – заявил, усмехнувшись, Шевчук.

– Где?! – громкоголосо возразил Евгений. – Собака на расписании! Они её тормозить что ли будут?

– Да никого они тормозить не будут. Выйдут и на остановке примут.

– Хрен они мой за щеку примут! – даже привстал с лежанки Казакин. – Я тут всех в лицо знаю, левых срисую, палево скину. Докажи, что моё.

– Ты даже понять не успеешь. Они на это натасканные.

– Ну, и сливайся! Ссыкло! – отрезал Евгений и вышел из парилки.

Станислав, усмехнулся, подмигнув Тимофею, когда они остались вдвоём.

– Мы на вписке типу́ этому по синей писану́лись, что загоним, вот и замутили, – пояснил он откровенно. – Сказал – делай, но на поток это ставить нельзя. Дело даже не в палеве, – Шевчук брезгливо причмокнул, – па́зырная тема – барыжий движ. Одно дело угостить, и совсем другое – продавать. Не уважаю я это.

Вместе с паром в воздухе повисло молчание.

– Ну, так угощай, – улыбнулся Шаламов.

– Да, без проблем. Напомни, на обратном пути отсыплю.

– О! Вы чего там зашарились? – прокричал из-за двери Казакин. – Яйца друг другу мылите? Пойдем бухать, я у бати самогона слил! В бане пиво, что вода, толку никакого.

Гостеприимный хозяин соорудил на лавке предбанника фуршет из переспелых огурцов, в которых семян больше, чем мякоти, а шкурка жёсткая, как каблук, и томатов, брызгавших ароматным соком при каждом укусе. Гвоздём шведского стола был душный самогон, оставлявший незабываемое амбре.

– Блин, – посетовал Стас, – опять этом сэм…

– Чего ты за мой сэм хочешь сказать? – с угрозой накатил Казакин.

– Ну, во-первых, не твой, а бати твоего, – вкрутил Шевчук, усаживаясь на скамью. – А, во-вторых, я с Бородой, отцом Ленкиным, задолбался его пороть. Вот тут уже стоит, – он ткнул себя в кадык.

– А ты как думал? – усмехнулся Евгений. – Хочешь бабе засадить, надо с тестем залудить.