– Стараюсь, – Арк уселся на барный стул. – Ищу девчонку. Лера. Корпоратка, первый сеанс, напугана как черт. Должна была прийти сюда. Спросить про… робопса.

Брут на мгновение замер. Его единственный живой глаз (другой был дешевым красным киберглазом) сузился.

– Робопс? – Он поставил стакан с глухим стуком. – Пришла. Дрожала мелкой дрожью. Глаза… пустые и в то же время дикие. Как у тебя после твоих первых экспериментов. Отвел ее в заднюю комнату. Сидит там, обняв колени. Не говорит. Только смотрит в стену. – Он кивнул в сторону занавески из бусин. – Вирус удался, что ли?

– Начало, – поправил Арк. – Откат тяжелый. Система пытается запечатать трещину. – Он встал. – Спасибо, Брут.

– Арк, – голос Брута стал жестче. – Тень… интересовалась тобой. Недавно.

Арк замер. «Спроси у Тени». То самое послание в глюке.

– Что сказала?

– Ничего. Спросила, был ли тут высокий парень в коже, с глазами, как у голодного волка. Посмотрела в твою сторону на старой камере наблюдения. И ушла. Оставила это. – Брут протянул смятый клочок термобумаги. На нем был нарисован странный символ: переплетенные кольца, напоминающие нейронные связи или ДНК, пробитую стрелой. Ни текста.

– Знак Куратора? – пробормотал Арк, разглядывая символ. Легенды говорили, что Куратор – мифическая фигура, создатель первых вирусов свободы еще до Синедриона. Призрак.

– Не знаю. Но будь осторожен. Если Тень шевелится… значит, большие силы в игре. Больше, чем Корректоры.

Арк сунул бумажку в карман, ощущая холодок по спине. «Некоторые глюки не случайны». Он отодвинул занавеску из бусин.

Комната была крошечной, заваленной ящиками. Лера сидела на полу, спиной к стене, обхватив колени. Она смотрела не в стену, а сквозь нее. Ее глаза были широко открыты, но пусты. Слезы давно высохли, оставив грязные дорожки на щеках. Она тихо плакала. Не рыдая, а ровно, монотонно, как дождь по пластику. Нервная система, пытающаяся сбросить напряжение, на которое Имплант больше не отвечал седацией.

– Лера, – тихо назвал Арк, присаживаясь перед ней на корточки. Он не касался ее.

Она медленно перевела на него взгляд. Узнала. В ее глазах мелькнул страх, потом – тень того огня, что был в тоннеле, и снова – ледяная пустота.

– Он… вернулся? – прошептала она хрипло. – Мой… Шарик? Робопс?

– Нет, – честно сказал Арк. – Но ты вернулась. К себе. Чувствуешь боль? Этот… дождь внутри?

Она кивнула, едва заметно. Еще одна слеза скатилась по щеке.

– Это хорошо. Очень хорошо. Это значит, ты живая. Система не смогла все украсть. – Он говорил мягко, но твердо, его слова как скальпель, вскрывающий нарыв. – Они украли Шарика. Они украли твое право горевать по нему. Но боль… она здесь. Твоя. Настоящая. И ты плачешь. По-настоящему. Это первый шаг. Первый глюк в их безупречной матрице.

Лера сжалась сильнее.

– Я… боюсь. Так боюсь. В голове… тишина. Но такая громкая. И пустота… она жжет. – Она сглотнула. – Имплант… он молчит. Впервые. Это… страшнее всего.

Арк знал этот страх. Страх перед свободой. Перед непредсказуемостью собственной души без костылей Системы. Страх оказаться… ненормальным.

– Тишина – это пространство, Лера. Пустота – это чистый холст. Там, где была их программа, теперь можешь быть ты. Со своей болью. Со своим гневом. Со своим… Шариком. Воспоминанием о нем. Настоящим.

Он осторожно протянул руку, не касаясь, просто показав ладонь. Знак: выбор за тобой.

– Ты хочешь… чтобы они снова украли твою боль? Заткнули тебя обратно? Или хочешь научиться жить с ней? Сделать ее своей силой? Оружием против них?

Она смотрела на его ладонь, потом в его глаза. Взгляд ее медленно фокусировался. Пустота отступала, сменяясь мучительной, но