И, конечно же, основным вопросом этики является вопрос о критерии добра и зла, о происхождении морали в возникновении различения и оценки. Этот вопрос невероятно более глубокий: «Откуда само различие, и может ли быть критерием различения добро, когда оно возникло после различения?» Совершенно очевидно, что высшая ценность лежит по другую сторону добра и зла. Этика обычно находится целиком по эту сторону добра и зла, и добро для нее не проблематично. Парадоксальность проблемы тут в том, что «добро» подвергается сомнению, есть ли «добро» добром, и не есть ли оно зло? Это гениально выражено словами Н. Гоголя*: «Грусть от того, что не видишь добра в добре» (из записной книжки, 1843г.).

По другую сторону добра и зла не должно быть никакого «добра» и никакого «зла». Мы получим более глубокий и существенный результат, когда поймем, что наши оценки по критерию добра и зла носят не бытийственный, но символический характер. «Добро» и «зло», «высокое» и «низкое», «нравственное» и «безнравственное» не выражают реального бытия, это лишь символы. Однако, глубина жизни совсем не «добрая» и не «злая», она лишь обозначается так по категориям нашего мира. Мир же не есть бытие, но состояние бытия, в котором оно отчуждается от себя и все символизируется. Пространственные символы «верха» и «низа», «высокого» и «низкого» могут выражать абсолютные истины нравственного и духовного порядка. И в нашем падшем мире принимает формы различения то, что в бытии не является различением. Там нет «высокого» и «низкого», но в символе «высоты» что то угадывается в бытии.

И только в чистой духовности и мистике преодолевается символика, и мы погружаемся в первожизнь. Наша этика символична, символичны и все ее различения и оценки. И проблема в том, как от символов перейти к реальностям. Все, что по эту сторону «добра» и «зла», символично. Реалистично лишь то, что по другую сторону «добра» и «зла». Однако, символика «добра» и «зла» не условна и не случайна, она говорит о бытии, отраженном в мировом зеркале, но гадательно. Как гениально выразил свою мысль Апостол Павел, поставленную в эпиграф: «Теперь мы видим (как бы) сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицом к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно, как я познан» (1Кор.13:12).

Далее, сам факт нравственной жизни, с ее различениями и оценками, предполагает свободу. И потому, этика это философия свободы. Школьное традиционное учение о свободе воли, совсем не является учением о свободе, и глубины ее не видит. Это учение было создано, для того, чтобы найти виновника, чтобы было на кого возложить ответственность и оправдать наказание, как в жизни временной, так и вечной. Учение о свободе воли было приспособлено для нормативной, законнической этики. То есть, человек будет или оправдан, если он избрал добро и исполнил норму, или осужден, если избрал зло, и норму не исполнил. В восстании Лютера* против оправдания добрыми делами, связанными со свободой воли, была большая глубина. Парадокс в том, что так называемая свобода воли может быть источником порабощения человека, неизбежностью избрать то, что ему навязано под страхом ответственности. И, поэтому, человек оказывается наименее свободным в том, что связано с его «свободой воли». Но ведь свобода человека может быть понята не только как оправдание человека добродетелями, вытекающими из его свободной воли, но и как творческая сила человека, как создание ценностей. Вместе с тем, к сожалению, свобода может вести человека и путем зла.

Таким образом, свобода носит не морально юридический и педагогический характер, а характер трагический. Свобода есть основное условие нравственной жизни, не только свобода добра, но и свобода зла. Без нее нет нравственной жизни. Это делает нравственную жизнь трагической, а этику – философией трагедии. Этика законническая, для которой свобода есть условие выполнения нормы добра, не понимает трагизма нравственной жизни. Итак, трагическое есть основное нравственное явление и основная категория этики. Именно трагическое ведет в глубину и высоту, по другую сторону добра и зла. И этика должна исследовать явление «трагического», вытекающее из свободы. Кроме трагического, этика имеет дело и с парадоксальным. Вся нравственная жизнь состоит из парадоксов, в которых добро и зло переплетаются и переходят друг в друга. Эти нравственные парадоксы непреодолимы в сознании, они должны быть изжиты. И потому, трагичность, и парадоксальность этики связана с тем, что основной ее вопрос не вопрос о добре, а вопрос об отношениях между свободой Бога и свободой человека.