Братья с фронта писали нечасто. Иногда присылали фотографии. Я их всем в школе показывал. Мама у руководителей колхоза спрашивала, не положены ли нам деньги за то, что братья находятся на войне. Ей ответили, что они только сержанты, если бы были офицерами, тогда бы положены.

Когда кончилась война, вернулись домой сёстры.

Они где-то стали работать, наверно, в МТС, так как там что-то платили. Но это не очень улучшило наше материальное положение. Мама к этому времени уже работать не могла. Я по-прежнему в школу ходил босой, и зимой больше сидел дома.

После окончания войны в нашем колхозе стали выдавать одежду, полученную из Германии по репатриации, нам ничего не давали. Но вскоре вернулась из армии наша двоюродная сестра Лиза Макушкина. Её, как участницу боевых действий, включили в комиссию по распределению одежды. Она была возмущена, почему нам не выделяют одежду. Два сына воевали на фронтах, а семье не помогают. Нам стали что-то давать. Одно я запомнил, дали нам красивое шелковое платье розового цвета, но нам никому оно не подходило, да и было слишком хорошее. Сосед у нас был заготовитель вторсырья. Он пришел с женой и купил это платье. Взамен дал цветного ситца на платье сестрам и маме белого. Они пошили себе платья и ночные сорочки.

Легче стало ухаживать за огородом, теперь нас было трое. Но поливал только я.

Был ещё один источник дохода. Летом сёстры ходили собирать соль на соленные озера, а потом продавали.

В начале лета 1946 года я сильно заболел. У меня вздулся живот, и я весь опух. Это случилось потому, что я ел один зеленый горошек, больше ничего не было есть. В это время к соседям приехала родственница-врач. Она только демобилизовалась, и немного жила в нашем селе и работала. Она меня и вылечила. Но я сильно ослаб, и заболел малярией. Меня трясло до такой степени, что я терял сознание. Она меня трясла не весь день, а или с утра до обеда, или наоборот. Но все равно надо было помогать маме. Мы по очереди пасли коров, телят, овец. Однажды я погнал пасти овец. До обеда все было нормально, но после обеда меня начало трясти. Я прилег в ложбинке и уснул. Дед Кулешов всегда следил, как и где пасут овец. Он увидел, что овцы без присмотра, пришел и увидел меня спящего, но я был без сознания. Он загнал овец на отстой, а меня принес домой.

Коля прислал письмо, что ему дадут отпуск, потом три месяце от него не было писем. Прислал письмо корявым почерком и сообщил, что его контузило, но потом он поправился и поступил в училище.

Жора больной лежал в госпитале. Писал, что у него очень серьезная болезнь и требуется длительное лечение. Мама в конверте положила с письмом 30 рублей, но деньги вскоре вернулись из части. Писали, чтобы больше в письме деньги не ложили, и, что ваш сын всем обеспечен.

Однажды я сидел на уроке около окна, вдруг мой товарищ Петя Турченко подошел к окну и сказал: «Твой отец пришел». Я не помню, ждали мы его или нет, но сразу выскочил в окно и побежал домой. При входе в дом я увидел мужчину, сидящего на сундучке (другой мебели, кроме стола и кровати, у нас не было). Одет он был в костюм черно-серого цвета, но ни это меня поразило. Лицо его было бледно-желтого цвета. Цвета почти мертвеца. Его могли освободить раньше на год, но он последний год лежал в больнице.

Я подошел к нему, и он взял меня на руки и погладил по голове.

Когда он пришел, дома были мама, Люба и Рая. Люба в доме, а мама с Раей на огороде. Мама, как увидела его, сразу села и не могла встать. Рая кинулась к отцу, потом вернулась к матери. Люба выглянула из дома, а он увидел, и думал, что мама, и крикнул: «Мария!». Люба спряталась. Рая смогла поднять маму и они вместе встретили отца, и он увидел, какая стала Мария.