Что касается вашего покорного слуги, у меня никогда не было претензий планетарного масштаба, однако меня не может не разочаровывать тот факт, что распоряжаться своей собственной жизнью монополии у меня нет. Близким другом Счастья я назвать себя не могу. Но и не несчастлив я. Должно быть, я один из тех оптимистически настроенных пессимистов, что верят лишь в освобождающий конец, каким бы плохим тот ни оказался: ведь ничего хорошего от того, что произойдет до его наступления, они не ждут. От пессимиста подобного рода требуется достаточное мужество, чтобы выдержать все, что случится до собственно освобождающего конца. А проявил ли мужество я? Я запаниковал, опасаясь, что вот-вот грядут новый дефолт и финансовый кризис. А были ли у меня основания для подобной трусости? Каждый раз, как случается финансовый кризис, его волна гонит за рубеж экономических беженцев, готовых поступиться честью ради куска более светлого хлеба и серой родиной ради более красивого фасада. А ведь дефолт наших душ страшнее любого финансового коллапса.

Ну… что сделано, то сделано. Мы, Весы, жалеем и о том, что сделали, и о том, что не сделали. Это наше проклятье, но не единственный наш недостаток. И тем не менее есть свое утешение в сознании того, что тысячи лет носители Проклятья пестовали все эти недостатки с особой тщательностью и заботой. Поэтому не могу сказать, что ненавижу себя, если неумение понять и принять свою природу вообще можно приравнивать к ненависти.

От комплексов страдают все. Только, в отличие от нас, Весов, другие способны выражать страдания с необычайной страстью. Взять, к примеру, Борю. Разве он не кричал как резаный: «Я буду славным!» – в ответ на предложение Паши выбрать человека, который принимал бы за нас коллективные решения в одностороннем порядке? Как ему было не закричать в панике, когда он проснулся не в родной кроватке, а в чужой машине? Я сам едва сдерживался, чтобы не закричать. Чтобы хоть как-то успокоить Борю, я сделал единственное, что пришло мне в голову: я похлопал его по плечу, и этого, представьте себе, оказалось достаточно, чтобы он моментально успокоился. Я упоминаю об этом не для того, чтобы похвастаться – боже упаси. Я лишь рекомендую похлопывание по плечу медицинским работникам в качестве действенного и быстрого способа привести пациента в чувство.

Как я уже сказал, о себе и своих скромных талантах мнения я весьма невысокого. Поэтому я надеялся вопреки безнадежности ситуации, что среди нас четверых найдется человек, который предложит взять руководство на себя. Но подобного мужа среди нас не нашлось, если среди нас вообще были люди, достойные называться мужчинами. Я патологически ненавижу брать на себя руководство, принимать ответственные решения, заставлять всех идти в ногу, когда идти в ногу каждый считает ниже своего достоинства. Но, несмотря на все мое нежелание, моим долгом было согласиться принять на себя командование после того, как Боря проголосовал за то, чтобы роль Мужчины досталась мне. Да и в голосах Паши и Жан-Поля отчетливо звучали тревожные нотки отчаяния.

Боря оказался самым слабым среди нас. Он с трудом переносит выпавшие нам лишения, и мне пришлось взять его под свою опеку. Полагаю, Судьба не случайно послала мне испытание в его лице. Судьба отказывает мне в моем единственном желании – жить спокойно – снова и снова, хотя я вот Судьбе не отказываю ни в чем.

Знаю, Бориной вины здесь нет, но мне от этого не легче: нести за него ответственность тяжело. Правду вам говорю: нелегко нести ответственность за человека, оказавшегося на пороге зимы в чужой машине и чужой стране в летних сандалиях на босу ногу!