Олененок первая. Хотя разве это женщина? Так, зеленая девчонка, еще вчера ковырявшаяся в песочнице.

Оля проходит в гостиную и оглядывается. Смотрит внимательно, оценивает интерьер, мебель и технику.

— Неуютно у тебя, — выносит вердикт.

Я усмехаюсь, услышав ее выводы. А то я не знаю, как у меня. Дорого, но не обжито. Как тут обживешься, когда я только ночую в этой квартире? Даже будь у меня огромное желание, один хрен я ничего бы не смог сделать.

Уют — это что-то другое, не только модный диван и цвет стен. Это то, что зависит от мелочей и людей, которые живут тут.

— Где у тебя аптечка? — спрашивает деловито и вертит головой, будто медикаменты должны находиться где-то тут, при входе.

— На кухне, — пожимаю плечами.

Мало ли что ей там понадобилось?

Оля уходит, а я на автомате включаю плазму, падаю на диван и втыкаюсь в новости. Ведущий рассказывает о чем-то, я даже читаю бегущую строку, но ни слова не запоминаю из того, что увидел.

Из зоны кухни выходит Бемби. Идет ко мне уверенным шагом и несет в руках пластиковый контейнер с медикаментами. Подходит ближе и неожиданно приседает между моих расставленных ног.

Я откровенно охреневаю от этого.

Неужели я ошибся и домашняя девочка — обычная прожженная шваль?

Оля ставит на пол контейнер и начинает рыться в нем, задумчиво покусывая розовую губу, а я жду — что же дальше? Чем закончится это представление? За презервативами полезла? Маленькие девочки не знают, что взрослые дяди хранят их вовсе не в аптечках?

— Руку давай, — говорит требовательно и даже грубо.

Как идиот, я повинуюсь и протягиваю ей руку ладонью вверх. Но олененок недовольно поджимает губы, переворачивает руку и хлещет на костяшки перекись. Жидкость шипит, образует пену. Где-то должна чувствоваться боль.

Но чувствую я только, как член болезненно поднимается в джинсах и упирается в молнию, а сердце выдает забытый нервный бит.

Смотрю на темные ресницы девчонки, подрагивающие от излишнего внимания к моей руке, и ниже, на губы, которые эта зараза все никак не может оставить в покое и продолжает кусать и облизывать.

Бемби даже не замечает моего грехопадения и продолжает играть в мать Терезу. Собирает сухой салфеткой пену, перемешанную с лекарством и моей кровью, вытирает досуха.

— Зеленкой мазать будешь? — спрашиваю с усмешкой.

Оля поднимает на меня темный взгляд, в котором горит огонь еще большей насмешки, чем у меня:

— Надо? Намажу. И даже пластырь сверху могу прилепить. С пчелкой.

Лезет в задний карман идиотского комбинезона и реально достает оттуда желтый детский пластырь, на котором нарисована мультяшная пчела.

— Оставь себе, — говорю ошалело.

Представляю, что скажут пацаны, увидь они завтра Ямадаева с пчелкой, приклеенной на руке. Оборжаться можно.

Девчонка пожимает плечами и встает на ноги, уносит аптечку и ставит ее на место. Возвращается несмело. Сделала все, что могла, теперь только взгляд прятать.

Становится напротив меня, складывает руки под грудью и говорит тихо:

— Спасибо. За то, что пришел за мной. И вообще.

— Ванная там. Свежие полотенца в верхнем ящике комода.

Оля беспрекословно кивает и, не задавая лишних вопросов, уходит с глаз долой.

Пока девушки нет, я скидываю шмотки, оставаясь в одних боксерах. Выхожу на огромный балкон и прикуриваю. Тяну медленно, наслаждаясь вечером и пониманием того, что она там. Чистая, незапятнанная грязью. Стараюсь не думать о том, что могло бы произойти, не пойди я ее искать.

Но с уебками разберусь завтра. И они знают это. Попробуют сбежать — пожалеют.

Возвращаюсь в квартиру и застаю Олю, которая как раз в этот момент на цыпочках пытается проскочить к двуспальной кровати.