Царь давно заснул. Ванька играл все тише, боясь остановиться и окрик суровый услышать. Кто знает, что у царя в голове рои́тся. То он пряник в руку сунет, а то ни за что на конюшню под розги отправит. Непонятный царь, грозный…

Машина быстро мчится в сторону Франкфурта-на-Майне. В пятницу на автобанах суета, но пробки начинаются после обеда. К концу рабочей недели все торопятся – кто домой, кто к маме на блины или к сосискам с пивом. С утра автобан дышит спокойно – фуры развозят товары, частные машины спешат по рабочим или личным делам. Мы с Ханнесом за рулем с раннего утра. Большой поток машин только греет моторы, рычит в предвкушении скорого отдыха, ждет обеденного часа, чтобы разом ринуться к выходным. А нам все равно, не боимся мы ни волка, ни совы! Спокойствие – основа жизни без инфаркта.

Мимо проносятся полуголые леса с остатками листвы на ветвях, до сантиметра размеченные съезды, большие или скромные автостоянки с запахом крепкого кофе. Но сейчас не до приятных ароматов. Заляпанное свежей кредитной задолженностью БМВ несет нас в гости. Я честно отсидела за рулем первые сто километров пути, теперь очередь Ханнеса. Все согласно устной семейной договоренности. При пересменке в придорожном кафе я могла бы с устатку хлебнуть шампанского, но не хлебнула – в дороге, кроме капучино, ничего больше не пьется. Ханнесу тоже достался глоток кофе: ему за руль. Дорога дальняя, гладкая, дождь закончился, душа на месте.

В виде исключения мы посвятили путешествию к родственникам не один, а два дня. Мария-Луиза дожила до преклонных девяноста лет. Давно стала заговариваться, не узнает сыновей, не может себя обслуживать. Старший сын Фриц Фердинанд никак не хочет расставаться с мамой, но и его долготерпению пришел конец. Не так просто ухаживать за тяжело больным человеком двадцать четыре часа в сутки. Даже если этот человек – горячо любимая мама. В течение последних лет братец Фру по телефону обсуждал с Ханнесом варианты – в какой из домов для престарелых определить маму. С кем еще обсуждать, как не с единственным близким родственником? Впрочем, обсуждать – не совсем верно. Он ставил брата в известность о многочисленных вояжах и следом озвучивал личное мнение. Фриц Фердинанд ездил и осматривал пансионаты для пожилых то один, то, в зависимости от настроения и погоды – с мамой. Мама выражала мнение об увиденном скупо: ей как-то все равно. Она жила в своем мире, где ей было сытно, спокойно, не надо ни волноваться, ни переживать, ни принимать решения. Главное – родное лицо рядом.

В каждом пансионате Фрицу с мамой устраивали короткую или долгую экскурсию, показывали комнаты, подсобные помещения, рассказывали о самом лучшем сервисе, иногда знакомили с персоналом, приглашали в столовую к недорогому обеду. Гость с маменькой внимательно выслушивал информацию, важно кивал головой, затем величественно удалялся для раздумий, обещая позвонить. В основном, не звонил. То район города, где располагался приют, недостаточно зеленый, то услуги дорогие, то далеко от дома – дорога-то денег сто́ит. Там же, где нравилось, недалеко и цена сносная – места были все заняты.

Суета вокруг приюта обошлась Фрицу дорого: пришлось перейти на сокращенный рабочий день. Он, конечно, потерял в деньгах, зато о мамином будущем забот поубавилось. После многомесячной суеты мамин радетель определился с выбором и записался на очередь в три дома престарелых.

Бог тоже любит троицу.

Каждый месяц Фриц Фердинанд прилежно звонил или приезжал справиться, как продвигается очередь. Со временем интерес к двум приютам отпал по разным причинам. Остался третий и единственный. В него Фриц вцепился бульдожьей хваткой. Персонал приюта нервно посматривал на часы, когда будущая жиличка с сыном задерживались: они привыкли видеть их еженедельно в одно и то же время. Пунктуальность – мать их немецкого порядка. Интонация – по настроению.