Сразу понял, что это Анискина! Утонула баба, еле нашли. А затем на похоронах у нее рот зашитый, как открылся. Мы все так и ахнули. И в этой тишине, чей-то голос крикнул: помоги! И что ты думаешь? На следующий год один дед из этого дома утонул на болоте, так один парень рассказывал. Видел, как он ушел в трясину, оставив пузырьки. И все. После этого мы все окна заколотили. Когда заколачивали, слышали треск. Там кто-то грыз стены, мужики еле ноги с молотками унесли! К дому никто больше не подходит. Я вот даже сейчас рядом с тобой вроде иду, а сердечко ёк-ёк-ёк.

У нас у местных теперь поверье: 10 октября собираться за костром и вспоминать эти истории! Чтобы помнили и не забывали обходить этот дом стороной. Один раз хотели сжечь всю эту зловещую постройку, но кто-то начал драться и переросло все в дебош. На ночь село погрузилось в настоящий хаос! Я еще ребенком был! Дошло до стрельбы! Старики тогда подумали, все, опять гражданская война.

Кирпичное двухэтажное здание с выбитыми стеклами и черными окнами встречало ихтиолога и председателя своими черными оконными проемами. Серые швы между белым кирпичом сиротливо стояли в стороне от ворот. На крыше располагалась небольшая оранжевая диспетчерская будка. Красный кирпич ее стенок пребывал в более плачевном состоянии, нежели основное строение. В самом здании царил мрак и темнота. Белые стены плавно переходили в серый оттенок и превращались в настоящую непроглядную мглу. Заброшенная «двухэтажка» стала настоящим замком для юрких и меленьких птиц.

Бело-черные пташки часто с красной мордочкой, вили свои гнезда под крышей и в образовавшихся между старых цементных швах дырках. Днем щебет ласточек не смолкал ни на секунду рядом с этим серым оплотом. Рассекая над ним пируэты и лихие виражи высшего пилотажа, целая эскадрилья птичек с причудливым хвостом наматывала летные часы. Какое-то крылатое создание несло в своем маленьком темном клюве желтую соломинку, очевидно, скоро замок пополнится очередной квартирой певчей семьи.

Желтый «кукурузник» покорно дожидался в аэропорту за поржавевшими железными воротами. Выцветший полосатый рукав на метеорологической станции практически не поднимался даже на десять градусов, слабо кивая, будто ветка ивы на берегу озера. Стояло абсолютное безветрие. За потрескавшейся асфальтовой скатертью, густое поле перерастало в зеленую стену леса, заметно выделяя самолет на своем фоне. Кроны деревьев еле раскачивались. Где-то стрекотали какие-то насекомые, напоминающие сверчков. Высоко летающие ласточки означали лишь спокойную погоду. Приближаясь к самолету можно было заметить поросшую выложенную галькой взлетную полосу. Ребятня кружилась вокруг летательного аппарата. В открытой двери светло-желтого самолета стоял мужчина с черной планшеткой. После того как Павел с председателем поднялись на борт, человек в светлой рубашке, который помог им подняться, достал небольшой железный трап из пазов и бросил ближе к хвосту салона, раздалось грохотание от падения железки на пол борта.

Стоявший летнаб с черной планшеткой, где содержались карты облета, закрыл дверь самолета изнутри и направился к кабине. Пассажиры расположились на жестких металлических сиденьях по бокам вдоль бледно-желтого салона. Их неудобство преумножалось еще и тем, что кабина «кукурузника» выше, чем хвост и тяжесть тела тянула к хвосту, заставляя скатиться по сиденью. В салоне витал небольшой запах керосина. Раздался непонятый щелчок.

Запуск двигателя начался с высокого звука, затем слегка захлебнувшись, он перерос в мощный гул. Черный четырех-лопастный винт с желтыми законцовками закрутился и стал незаметен между небольшим зазором за спиной летнаба и перегородкой кабины. Внутри все задрожало. Правая рука пилота подала ручку газа вперед. Вибрация увеличилась и стала передаваться по всему летательному аппарату от мотора. Через круглый иллюминатор Павел заметил, как ранее носившаяся детвора расположилась у хвоста самолета. Ветер от винта трепал одежду детей, они корчили рожицы и видимо получали удовольствие от происходящего. Звук от двигателя усилился, и кукурузник плавно сдвинулся с места. Самолет медленно съехал с асфальта и вырулил на уложенную из гальки поросшую травой взлетную полосу. Затем со свистом развернулся вправо, усилив мощность оборотов и остановился. Рев мотора увеличился, от этого Павел занервничал. Еще минута и «кукурузник» тронулся. Поросшая взлетка мелькала в иллюминаторе, салон трясло. Еще мгновенье и хвост оторвался от земли, но тряска не прекращалась, а лишь нарастала. Растения за пределами взлетной полосы уже стали ниже обзора иллюминаторов. Рыжие стволы сосен и зеленная растительность других деревьев превратилась в волшебную шеренгу, пока самолет бежал по взлетке. Грохот нарастал и вот произошел отрыв. Тряска стихла.