Толстая книга авторских былин от тёть Инн Инна Фидянина

Емеля еси на небеси


Было дело,

лежал на печи Емеля,

а что делать теперя

он не знал.

Ходил, в кулак собирал

свои прошлогодние мысли:

– В доме чисто,

хата побелена

не чужая, Емелина!


И на селе дивились:

– На Емелю б мы матерились,

да не за что, вроде.

Был Емеля уродом,

а теперячи Емельян!


Глянь, мож во дворе бурьян?


Мы во двор к Емеле заглядывали,

бурьян да репей выглядывали,

но ни крапивы, ни чертополоха,

лишь капуста да репа с горохом!

Но что же это такое?


– Дело есть непростое

у меня до тебя, Емельян,

сооруди-ка мне эроплан! —

царь-батька пристал к детине

и план той махины вынул.


Долго тёр ус Емеля

и промолвил: «Дай токо время

да наёмных работников кучу

и самый быстрый получишь

ты, царь-батюшка, аэроплан!»


– Хороший у тебя план!


Но Емеля, он не дурак,

чтобы думу думать за так,

поэтому речь зашла о целковых.


– Ну ты кумекать здоровый! —

лоб почесал царь-батька. —

А не легче тебя сослать-ка?


И выслал Емелю в Сибирь.

Эх, после поговорим!


А в Сибири народец дружный:

топориком самых ненужных

и закопать ближе к речке,

чтоб поалкать сердечней.

Вот в тако душевно село

Емелю на печке несло.


А там его уже ждали:

строганину строгали

да колья вбивали в землю,

чтоб ссыльный не бегал

далече отсюда,

царь кумекал покуда.


Встретили с плясками, хороводами,

заговорами и обводами

по осиновому кругу:

– Да кто ж его знает, паскуду?


Емеля ж не удивлялся,

лежал на печи, ухмылялся

и знал ведь, собака,

что хошь не хошь, будет драка!


А как ему карму почистили,

так за стол посадили и выпили,

а затем закусили слегка:

вкусна свиная кишка

набитая кровушкой!


Повёл Емельянушка бровушкой

стукнул в грудь кулаком

и повёл разговоры о том,

как он был повелителем щуки,

а селяне его, то бишь, слуги.


Не понравилось это сибирякам,

хвастуна напоили в хлам

и с суровыми кулаками:

– Дни коротать будешь с нами!


Дальше всё пошло по накатанному:

больше всех доставалось невиноватому.

А Емеля устроился писарем:

сидел и описывал

свою жизнь приключений полную,

и сдавал их в школу церковную,

там их слегка подправляли

и за свои выдавали.


Вот такие людишки таёжные:

и не то чтобы сильно сложные,

а в массе своей хамоваты.

Мол, климат злой, не виноваты!


***


А тем временем царь пригорюнился,

над планом своим задумался:

– Не построить мне эроплан!

И пошто я Емелю сослал?


Но верстать его гордыня мешала,

да и царские сказки читала

вся Рассея, купцы да бояре,

которые щедро клали

золотые червонцы в казну.


– Я, царь, тебе подмогу! —

сказал звездочёт Аристарх. —

Вот жили бы мы впотьмах,

да оракулы народились,

а народившись влюбились

в звёздные эти силы,

и судьба за судьбой красивой

натальной картой легла.

Ты сам знаешь где у меня?


Царь-батюшка уже знал:

и звездочёта сослал

на далёки сибирские руды

выспрашивать у Гертруды

направление местных комет

да передать Емельяну привет.


Ну, сибирь не была бы зла,

ежели б ни пригрела даже козла!

А нашего звездочёта

обожали там и без счёта.


Бесконечное количество раз:

– Аристархушка, с крыши слазь,

золотишечко мы намыли,

барыши сосчитай нам, милый!


И звездочёт наш слазил,

кряхтел, считал. И вдруг сглазил

все полезные ископаемые:

перечисляли ему по названиям

облагаемые оброком камни —

золото, платина, сланцы…


Аристарха в итоге сослали

к Емеле на печь: ведь знали —

полезно ссыльным быть вместе.

Им приглядели в невесты

бабу Ягу с подружкой,

так нужно.


Но Яга быть смерду женой отказывалась.

И у ведьмы, подруги её, не складывались

отношения с звездочётом:

то бишь, орден почётный

на бабьей груди, как седло,

к земле тянуло оно.


***


И придумали ссыльные братья

над царём продолжать насмехаться,

а сибирь так и вовсе покинуть:

– Ну, смогём ароплан тот осилить?


Заказали кузнецу скелет машины,

тот кивнул и молот вынул.

А двигатель паровой

делал местный мастеровой.


Бабы крылья шили,

новосёлов материли:

– Шоб вы не вернулись обратно,

хватит в тайге разврату

и без ваших наук мудрёных!


Но Емеля, он опалённый.

А звездочёт Аристарх

и вовсе в Иисусах Христах

не разбирался,

он на небо глядел, не сдавался!


Поэтому наша дружина

села в конструкцию, двинула

не куда-нибудь, а на Луну:

там воля вольнее! Угу.


На Луну они долго летели,

а прилетев, обомлели:

там безоблачно, серо и сухо,

в кратере спит Плакса-скука,

а рядом летают Печали:

– Вы бабу Ягу не встречали?


Смутились наши герои:

– Баба Яга в загоне,

пыхтит в таёжной заимке,

числится в мамках у Инки,

её сватали даже к Емеле,

но он ноги унёс еле-еле!

А зачем вам баба Яга?


– Да как-то сдохла здесь она

и призвала Степного духа,

он ей шептал чего-то в ухо,

а потом унёс отсюда на Землю.

Вот и мы бы хотели ейну

судьбу развесёлу такую.


– Печали, вас не пойму я,

дык, вроде у нас аппарат,

вас завсегда буду рад

доставить в родную Рассею,

седлайте сюда скорее! —

зареготал Емельян.


Печали за словом в карман

не полезли,

на аэроплан залезли.

И вот рулевой звездочёт

Печалей на Землю прёт.


***


А на земле без них было грустно:

в огородах весёлая брюква

и на ярмарках смех да пляски,

а в руках у детей раскраски.

Вот такое большое горе:

плескайся себе на море

и не жди беды ниоткуда,

Печалей несёт покуда

нелюбимый людьми Емеля.

Вот и теперя

потеря грядёт за потерей?

А, впрочем, сиди и жди!


– Царь, в небо сине гляди! —

кричал ему писарь Яшка.

Но за тучкой не флаг-разукрашка,

а аэроплан летит:

Емеля на нём сидит,

звездочёт Аристарх и бабы.


– Не, это не бабы, а жабы! —

царь-батюшка сжался в комок. —

Никак Емеля беду приволок.


А Печали сорвались и вниз,

уселись на царский карниз,

свесили ноги, поют:

– Баю-бай, баю-бай, баю…


Уснуло все государство.

Емеля взобрался на царство.

Звездочёт починял эропланер.

Хорошо каторжанин правил:

народ вповалку лежит.


Дух Степной к Печалям летит.

Прилетел и спрашивает:

– Чего вы не накрашены?


Хохочут печали: «Ох,

кабы царь наш батька издох,

вот бы было на Руси счастье.

Протеже у нас есть…» Участливо

дух Степной на Емелю взглянул:

– Красавишнам помогу!


И навалившись на царя

вынул дух его: «Зазря

я к вам что ли прилетал?

Другое заданье давай!»


Вздохнули Печали тяжко:

– Хочется нам, бедняжкам,

стать настоящими бабами

и замуж пойти нам надо бы!


Дух Степной покумекал,

облетел спящий люд, нагрехал

четыре души из старух

и запустил их дух

в безобразных Печалей,

те сразу стали

румяными девками-плаксами,

которые тут же заквакали:

– Хотим женихов себе справных!


– Да хоть самых на свете славных! —

вздохнул дух Степной, улетел.


Звездочёт на девок глядел

и непривычно крестился.

Емельян в царя превратился,

и издал свой первый указ:

– Найти женихов для плакс!


А так как песня печальная смолкла,

проснулся народ и толком

не понял причин смены власти,

поклонились Емеле: «Здрасьте,

а что делать с телом царя,

может, рыбам скормить? Зазря

жрал что ли он щи да сало!»


– Этого ещё не хватало! —

нахмурился грозный Емеля. —

Ложите его в мавзолею.


Но нахальный народ

сделал всё наоборот,

скормили царя медведям

и к Емеле: «На печке поедем?»


А Емеля, он не дурак

щуку гонять за так,

за поездку брал по рублю:

– Скоко ж смердов ещё подавлю!


И опять невзлюбил народ

Емелю, ведь печка ж прёт

по бабью, мужичью и детям!

И неважно, что на ней едет

не новый царь, а свои

родные, честны мужики.


Но народ – не Емеля,

знал что делать теперя:

– Посадить самозванца на кол,

нечего трон наш лапать!


Завидя такое дело

девки-плаксы не захотели

лишиться батюшки-царя

и сама смелая пошла

белой грудью на крестьян:

– Ну-ка, кто из вас Иван?


А Иваны – это мы,

стоим, ковыряем носы

да чешем репу:

– Нам бы хлеба!


Но хлебов мы давно не едали,

их бесплатно не раздавали,

нас дразнили лишь оплеухами

да тыкали дохлыми мухами

на барском столе, а во сне

нам мечталось о деве-красе.


– О, по этой части ко мне! —

одна из Печалей сказала

и девкой-плаксою зарыдала.


Иванам пришлось жениться,

не век же в постель материться

да семки на лавке грызть.

А посему свадьбе быть!


Пока свадьбу играла страна,

а заставушка крепко спала,

Емеля и звездочёт,

взяв за печь последний расчёт,

в аэроплан свой сели

да спокойненько улетели,

а мирянам махали с неба:

– Трогать убогих не треба!


***


Прилетели друже в лес.

Емеля с машины слез

и понял:

– Не умищем Русь я тронул,

а ногами потоптал!


Потом шёл, дрова рубал

на постройку дома:

– Буду сызнова, по-ново

жизнь свою проживать

да добра не наживать.


А безумный звездочёт

надумал строить самолёт.

Так они и стали жить:

Аристарх мастерит,

а Емеля рубит двор.

Такой у них, мол, договор.


В помощь Яга приходила,

но нос от неё воротило

всё мужско населенье заимки,

та грозилась, что Инке

пожалится на мужланов.


– Иди, иди отседова, сами

справимся со своею потребой!


А вскоре отправились в небо

на самолётике братья,

долетели аж до Хорватии,

там заправились и во Францию.

Дескать, вынужденная эмиграция,

а у самих глаза так и зыркают:

звездолёт чи ракету выискивают!


Но у французов прогресс

лишь в шар воздушный залез.


Аристарх как шары те в небе увидел,

то сам себя тут же обидел:

– У них планиды растут как грибы,

я за такими ходи!


Припёрся к ним на самолёте,

рассмотрел поближе: «Э-э, врёте!»


А у Емели глаза загорелись, как звёзды:

– Космос! – орёт. – Настоящий космос!


На том им пришлось расстаться.

Емеля в шары влюблялся:

шил и штопал их за пистоли,

да млел на вражеской воле.


Звездочёт же улетел в Израиль:

говорят, там к богу отправят

очень быстро да без скафандра.

А нам того и нада.


***


На этом сказка не заканчивается.

Емеля назад ворачивается,

но не в родную деревню,

а куда-то подальше. И тему

о иси-небеси продолжает.


Собрал всё село и гутарит

очень строго да по-нерусски:

– Видел я во Франции шар

высокий, но и не узкий,

очень большой, колеса поболее,