Теперь вот я, нагруженный рыбой и всякими эмоциями, летел в Москву и опять старался отгонять воспоминания, которые всегда лезут в голову, если больше её нечем занять. Ситуация, когда ты находишься на грани жизни и смерти, очень способствует разведению соплей и жалости к себе самому. За четыре часа полёта нужно было расставить всё внутри себя по полочкам, опять запретить себе думать о несостоявшемся, вернуться в родные пенаты и продолжать жить, как и раньше. Другого не будет, и нечего травить себя всякими воспоминаниями и копаться в душе.

Я снова в мыслях переключился на Серёжку: никак не мог окончательно решить для себя, правильно ли я поступил, оставив его одного в Красноярске, хотя и Серёжка и врач уверяли, что я тут больше не нужен. Да и сидеть просто так без дела не хотелось; нужно было отвезти отснятый материал на работу, и пора уже было сообщить всем, что с нами произошло.

С Яковлевым мы были знакомы с семьдесят седьмого года, уже целых семь лет, а мне казалось, что всю жизнь. После срочной службы на Тихоокеанском флоте, куда мы попали вдвоём с моим лучшим школьным другом Максимом Кругликовым, я вернулся домой в Балашиху, полный всяческих надежд и восторга, что я наконец свободен и могу начать заново строить своё будущее. За годы службы здесь всё переменилось, и, вернувшись из далёких краёв, я вдруг осознал, что очутился в каком-то вакууме: у друзей и знакомых была своя жизнь. Они, конечно, обрадовались нашей встрече, похлопывали меня по плечам, говорили, что я возмужал и повзрослел, но было понятно, что вот сейчас они отойдут и забудут, потому что у всех свои дела, свои заботы.

Максим остался во Владивостоке, я его там женил на очень симпатичной девушке; после службы он собирался пойти учиться, стать морским офицером и служить на флоте. Серёжка Юров, второй мой лучший школьный друг, жил теперь в Москве с родителями в семье старшей сестры, учился в МГУ, и ему тоже было не до меня, хотя мы, конечно, встретились как родные. Мой брат, Виталий, за это время женился, обзавёлся детьми-погодками. Старший его сын только начинал ходить, а младший был совсем младенцем. Жил Виталий со своей семьёй вместе с нашими родителями в той же квартире, откуда я ушёл служить на флот; конечно, мне выделили мою комнату, но я чувствовал, что мешаю им. Отец, мама и брат работали на фабрике, как и раньше, только теперь у мамы появилась ещё и обязанность нянчить внуков. В душе постепенно стала накапливаться опустошённость: я не знал, куда себя деть в этой ставшей уже чужой для меня жизни на гражданке. Внезапно вырвавшись из привычного и размеренного течения дней на Дальнем Востоке, где всё было понятно, где всё решали за меня и оставалось только безоговорочно выполнять команды и служить во славу Родины, я вдруг осознал, что прошедший кусок моей жизни закончился и пора решать, как жить дальше.

Ещё во время службы я стал задумываться о том, чем я хочу заняться в будущем, и за это время мои мысли приобретали всё более чёткие очертания: я хотел стать хорошим фотографом или кинооператором, работать где-нибудь в газете или на телевидении. В десятом классе я увлёкся фотографированием: отец подарил мне превосходный фотоаппарат с кучей дополнительных объективов, и я с удовольствием осваивал тонкости этого занятия. Перед тем как нас с Максимом забрали на флот, я почти полгода проработал в Москве в фотоателье (случайно зашёл в него, гуляя по улицам, и оказалось, что там нужен помощник) и на всю жизнь остался благодарен моему первому учителю – пожилому фотографу Илье Михайловичу, который всё это время учил меня премудростям этой профессии.