‒ Непорядочно это, Одинцова! Хотела проскочить мимо, сделать вид, что мы не знакомы?

Она вскинулась, наконец-то рассмотрела и осознала, а дальше вырвалось уже само:

‒ Шарицкий, я тебя убью! Вот честно, убью.

‒ Не выйдет, ‒ уверенно возразил Андрюха. ‒ Я намного сильнее. И практически неуязвимый. Работа обязывает.

‒ Да мне плевать на твою работу и твою неуязвимость! ‒ возмущённо воскликнула Алёна. ‒ Супермен чокнутый. Я же перепугалась до полусмерти.

‒ До полусмерти? ‒ переспросил Шарицкий, окинул оценивающим взглядом, заключил: ‒ А выглядишь ничего так, живенько.

И опять захотелось, как делала в детстве, присесть на корточки прямо там, где стоишь, накрыть голову руками, потому что иначе вот от этого «типичного Шарицкого» никак не спастись, только спрятаться, переждать и перетерпеть, пока не отпустит. Нормальные методы тут бессильны, его не переговоришь, потому что ты-то дёргаешься, а ему, что ни скажи, хоть бы хны.

Правда, сегодня он не ограничился беспощадным троллингом. То ли пожалел Алёну, то ли повзрослел и остепенился сам, но, по крайней мере, после совсем коротенькой паузы продолжил:

‒ Ещё и весьма очаровательно. Прям очень-очень очаровательно.

13. 12

Алёна благосклонно кивнула.

‒ Ладно, не подмазывайся. Не буду тебя убивать. Лучше скажи, как ты здесь оказался.

‒ У меня работа тут недалеко, ‒ охотно пояснил Шарицкий. ‒ Может, знаешь? Учебный центр МЧС.

‒ Знаю. Это там дальше, за университетом.

‒ Угу, ‒ подтвердил он, глянул в нужном направлении. ‒ А ты, значит, в университете. Неужели преподаёшь?

Кажется, это не лечится, ни жизненным опытом, ни временем. Алёна угрожающе прищурилась.

‒ Опять нарываешься?

Шарицкий улыбнулся, и какое-то время они просто смотрели друг на друга. Выясняли, что осталось прежнего, а что изменилось, ну и, наверное, пытались восполнить впечатления за те годы, когда вынужденно не виделись.

Андрюха вроде бы стал ещё выше, раздался в плечах. И каштановый чуб никуда не делся, только теперь был уложен более аккуратно и прилично. И, если честно, Алёне очень приятно его видеть. И чуб, и Андрюху.

‒ А давно ты вернулся?

‒ Да где-то полгода уже, ‒ опять охотно доложился он. ‒ Жаль, что раньше не пересеклись.

‒ А вот я даже не знаю, ‒ с сомнением протянула Алёна. ‒ После такой-то встречи. Надо ж было додуматься! А вдруг бы ты обознался, и это оказалась бы не я?

‒ Да ни за что бы. Не обознался, ‒ убеждённо возразил Шарицкий. ‒ Ну а если бы всё-таки подобное случилось, просто бы извинился.

‒ Ага, ‒ Алёна усмехнулась. ‒ Или сказал бы: «Девушка, я влюбился в вас с первого взгляда, а потому ‒ давайте знакомиться».

‒ Не-не-не, ‒ Шарицкий мотнул головой, ‒ вот такое точно не прокатит. Перед женой потом будет неудобно.

Перед женой? Не то, чтобы совершенно неожиданно как факт, скорее, не совсем уместно относительно момента ‒ они ведь едва только повстречались после долгой-долгой разлуки. Потому и вырвалось опять не слишком осознанно:

‒ Ты ‒ женат?

И, похоже, прозвучало так, будто воспринималось Алёной, как относящееся к разряду абсолютно невозможного, запредельного. Но Шарицкий, как обычно, выдал спокойно:

‒ Я ‒ женат. ‒ Разве что пауза между словами показалась чуть более значимой. ‒ Пока в Иваново учился, познакомились.

‒ Ах, да ведь, ‒ согласилась Алёна, ‒ Иваново. Уж там-то с невестами проблем нет.

‒ Точно.

А после Андрюха, конечно, предложил посидеть где-нибудь, чтобы с едой или хотя бы напитками, и они устроились в ближайшей кофейне и ещё поболтали. И позже не раз встречались, не договариваясь заранее, полагаясь на случайное стечение обстоятельств, чтобы снова посидеть и поболтать, чисто как давние друзья.