‒ Я могу пройти?

Слишком неожиданно. Дима резко дёрнулся, развернулся и оказался, ну, чуть ли не лицом к лицу. И глаза, нежно-голубые, те самые, выразительные, как-то уж чересчур близко. Загородили весь свет ‒ кроме них и не увидеть больше ничего.

Радужка светлая, а зрачок тёмный, расширился ‒ невозможно не заметить ‒ и сразу опять сузился. И вместе с ним что-то там в груди точно так же распахнулось на мгновение или даже ‒ разверзлось, ни границ, ни дна. Но тут же снова сжалось до обычного состояния. Вроде бы обычного. Но на самом деле ‒ нет. Потому что успело, всё-таки успело вобрать в себя ‒ чужеродное, лишнее. Не то, чтобы плохое, неудобное, но без него было точно и спокойнее, и комфортнее, и проще.

‒ Я могу пройти? ‒ повторила Алёна Игоревна. Интонации по-прежнему ровные, прохладные.

Он тоже откликнулся вполне так спокойно:

‒ Конечно, ‒ и вежливо отступил в сторону.

Англичанка шагнула в дверной проём, Ростик встрепенулся, бросился следом:

‒ Алёна Игоревна! Алёна Игоревна, а я вас так ждал, так ждал. Знаете, когда я перевод текста делал, у меня тут проблемы возникли. В одном месте.

Ага, проблемы у него ‒ в одном месте.

Ксюша тихонечко фыркнула, провожая его взглядом, качнула головой.

‒ Вот ведь придурок озабоченный.

Алёна Игоревна отшила Ростика быстро и просто.

‒ Занятие вот-вот начнётся, на нём и разберём, где там у вас возникли трудности. Все вместе.

‒ Но-о… ‒ обиженно протянул Ростик.

Алёна Игоревна чуть наклонила голову, улыбнулась сдержанно, проговорила негромко и мягко:

‒ Пройдите, пожалуйста, на место. ‒ Коснулась пальчиком изящных часиков, обхватывавших тонкое запястье. ‒ Уже пора.

Ростик, сделав трагическое лицо, протопал к свободному стулу, плюхнулся. Дима отвернулся к окну, вперился взглядом в низкое серое небо.

Реальность отодвинулась, даже разговоры не мешали, сливались в фоновый шум, лёгкие помехи эфира. А тот и сам по себе был как-то необъяснимо пуст, даже не думалось особо. Мысли текли медленным потоком, вязким и мутным ‒ ничего не разобрать. Просто плыть, безвольно раскачиваясь на неторопливых волнах, и очнуться, только услышав громко произнесённую собственную фамилию.

‒ Решетников!

11. 10

Позови его кто-то другой, Дима, возможно, и не услышал бы, не обратил внимания, а сейчас, пусть не моментально, но повернулся, откликнулся.

‒ А?

Глянул растерянно, озадаченно.

‒ Для вас действительно английский настолько скучен, что даже глухая стена соседнего корпуса кажется намного интересней?

Ни возмущения, ни лишней язвительности, будто действительно смысл вопроса заключался именно в этом.

Дима мотнул головой.

‒ Да нет, не настолько.

Блин! Чего он несёт-то? Но Алёна Игоревна и тут не обиделась, не возмутилась, поинтересовалась вроде бы даже обеспокоенно:

‒ С вами всё в порядке?

Да в том-то и дело, что нет, и именно это сильнее всего раздражает.

‒ В порядке, ‒ сухо заверил Дима и тут же добавил, почти без паузы: ‒ Можно я выйду?

Алёна Игоревна опять отреагировала спокойно, согласно кивнула:

‒ Ну, хорошо. ‒ А после всё-таки добавила: ‒ Только до конца пары осталось всего минут десять.

‒ Не важно, ‒ произнёс Дима, поднимаясь, подхватил сумку, ни на кого не глядя зашагал к двери, а, выйдя из аудитории, просто уселся на первый попавшийся на глаза стул.

Стоило паре закончиться, как Ростик и Ксюша нарисовались рядом. Поначалу-то они, скорее всего, планировали нестись чёрт знает куда, типа на поиски, и, может даже, разочаровались, обнаружив приятеля почти сразу, в досягаемой близости.

‒ Дим, ‒ выдохнула Ксюша, встревоженно и напряжённо округляя глаза. ‒ А ты почему так? Ушёл вдруг. Что-то случилось?