Я только присматривала за детьми – программу они вели сами. Радио назвали «3-Рей», а логотипом сделали круглое солнышко; в Кернсе мы заказали напечатать его на футболках. Футболки пошли в продажу, а на заработанные деньги были куплены CD. Раз в неделю в эфир выходила двухчасовая программа: дети болтали, ставили музыку, придумывали всякие розыгрыши и передавали приветы друзьям. Мое участие выражалось в кратких вставках на медицинскую тематику. В них говорилось о правильном питании и гигиене; дети сами придумывали к ним песенки и считалки, которые потом исполняли в эфире. Всю неделю они репетировали, что помогало поддерживать в них увлеченность, пока меня не было рядом.

Наша передача стала настоящим хитом. Школьники гордо носили футболки с логотипом «3-Рей», а их родители слушали все эфиры, так что участие в работе станции почиталось за награду. Конечно, всех проблем радио не решило, но у детей хотя бы появилось интересное занятие. Я решила расширить проект и начала устраивать дискотеки для ребят младше двенадцати лет, без наркотиков и алкоголя. Раз в месяц я подключала музыкальную систему к колонкам в старом помещении общественной столовой, и дети под присмотром родни приходили потанцевать и повеселиться. За день перед дискотекой я объезжала городок и еще раз напоминала: никакого бензина. Если унюхаю хоть отдаленно, на дискотеку не пущу. Дискотеки устраивались всего раз в месяц, так что сильно повлиять на ситуацию не могли, но это было уже что-то. А что-то всегда лучше, чем ничего, рассуждала я. В общем, я делала все возможное.

Самое главное – родители и бабушки с дедушками тоже участвовали в дискотеках, танцуя и веселясь наравне с детьми. Когда проект набрал обороты, на них собиралось не меньше 150 человек. И я занималась ими одна, тратя свое редкое свободное время. Но дело того стоило. Дискотеки проходили по средам, когда бар не работал, и жители городка пребывали в благодушном настроении. Мирный вечер в Орукуне был неплохой сменой обстановки.

Когда бар в Орукуне был закрыт, дети играли на улицах в крикет, семьи вместе выезжали на рыбалку. Иногда в школе проходили концерты: ребятишки пели традиционные песни и исполняли танцы аборигенов, все еще составлявшие неотъемлемую часть их культуры. В Орукуне жило много хороших людей, которых я уважала, но мое время занимали не они. Работая медсестрой, я видела местную жизнь без прикрас, и сталкивалась с ее минусами, а не плюсами. В памяти у меня запечатлелись не мирные деревенские радости, а алкогольное буйство, вспыхивавшее по выходным, и постоянное насилие. Я очень от них устала.

Последний мой день рождения в Орукуне оказался худшим в моей жизни. Я устроила вечеринку, куда пригласила персонал поликлиники, учителей из школы и полицейских. Все, кроме дежурной медсестры, выпили по паре банок пива. Потом зазвонил телефон, и дежурная сестра помчалась в поликлинику. Зазвонил опять – вторая последовала за ней. Третий звонок – это был уже плохой знак, – заставил уйти третью медсестру.

После того как вызвали двух полицейских, у которых был выходной, телефон прозвонил в последний раз – настала очередь ехать мне с моей партнершей. По соседству, прямо в доме напротив, случилось что-то серьезное, полиции требовалась помощь. Мы обе выпили, но что оставалось делать? Кроме нас, других медработников не было.

Нас провели за полицейское ограждение, в дом. Он казался абсолютно пустым; разве что в углу валялся трехколесный велосипед, и какая-то женщина спала в коридоре прямо на полу. Мебели там не было, стены покрывала сажа. Кто-то окликнул нас из глубины дома, мы пошли на голос и оказались на месте преступления. В задней комнате лежала девушка с головой, почти отрезанной от тела. Все вокруг было забрызгано кровью. Непонятно как, но она все еще жила. И дышала через дыру в шее.